Сергей Разбоев: Воспитанник Шао.Том 1

Это было слишком для чувственной натуры Динстона. Он показал эксперту на дверь.

Тот не обратил внимания на красноречивый жест.

— Не вашей фанерной головой принимать ответственные решения.

— Убирайтесь!! Иначе я проволоку вас до самой парадной двери и вышвырну, как дворник бездомного пса.

Маккинрой удовлетворено посмотрел на приходившего в раж полковника. Спокойствие эксперта бесило Динстона. Сэр голубых кровей швырнул на стол документ, по форме очень похожий на личное удостоверение полковника.

С минуту Дннстон подозрительно взирал то на документ, то на Маккинроя. Схватил книжку в руки, раскрыл, быстро пробежал глазами. С лица его медленно сходила красная ржа. Он бледнел.

— И… И все это время вы… Вам еще не надоел Китай? Чертова Поднебесная? Тухлая Срединная?

— Нет, — спокойно, наигранно, будто и не было разыгрывавшегося штормика между двумя полковниками, ответил Маккинрой. — В отличне от вас, я добросовестно делаю то, что мне поручено. Вы же играете.

— Выбросьте, сэр, слова в мусорное ведро. — Динстон привалился к креслу. — Не мой климат.

— Я вижу. Но это может сказать солдат, не офицер. Тем более облаченный такими полномочиями. Вы немного преуспели.

— Не мой климат, — с той же тяжестью повторил Динстон.

* * *

Вонг стало страшно.

Ее приказы перестали исполняться. Вместо конечного результата на ее столе чаще стали появляться отписки, пояснения, чепуха виденного. Зачем ей это? Ей нужен был монах. Но результатом всех усилий стала на ее столе большущая тетрадь с описанием всего того, что ее агенты смогли прознать о событиях, происшедших в последнее время на территории Южного Китая с молодым монахом. Интересно, и только. Но что ей с этого? Обвинять своих тоже не с чего. Монахов представили в объяснении, как очень жесткую, бескомпромиссную организацию. Если они со спецслужбами смогли сохранить свое лицо, то что для них прочие шайки. Вся горечь результата тяжело опустилась на ее сознание. Пустота завладела всем существом. Она готова была застрелиться, лишь бы не чувствовать опустошенную безысходность, безмолвие надвигающегося времени. Вонг ни в чем на чувствовала опоры. Она — женщина, жестокая, волевая. Но она женщина. Ей нужна сила; сила, которая дала бы ей спокойствие, надежность будущего. Все пропало. Что теперь?

Впервые за многие годы на ее глазах проступили горькие слезы. Слезы женщины. Слезы жалости, отчаяния.

…Женщина…

Дороги в скальных горах очень трудны. Тем более, что, как таковых, их там нет. И того, кому неделями, месяцами приходилось плутать и продираться среди отвесных гранитных и базальтовых выступов, настойчиво преследует надоедливая мысль, что вся земная твердь состоит из этих, вылезших из глубин обломков вспученной породы.

Чем ближе путники подходили к Гималаям, тем труднее становился путь, медленнее двигались они, чаще останавливались на короткие передышки. Но, как бы то ни было, их никто не гнал, и они размеренно, не торопясь, приближались к уединенному становищу Белого старца.

Проводник, местный дед лет за девяносто, уверенно ступал дикими тропками и лишь изредка поглядывал в сторону Руса, не понимая, что снова нужно этому строгому юнцу в пустынных местах. Прошлый раз он дико сорвался с места после встречи с дервишем. И вот сейчас идет хмуро, не определяя своих последующих действий.

Кони давно остановлены в стойбище пастухов, и сейчас, ступая по коварным камням и откосам голых гор, приходило справедливое сравнение о трудностях поиска истины, ее составных. Далека, терниста и камениста дорога к сущему, к откровению.

Добрые глаза Великого гуру долго, с пытливым интересом рассматривали молодого монаха. Величав был осанистый мудрец с серым изогнутым посохом, внимательно щупающий с высоты своих годов юнца, уже сумевшего завоевать расположение почитаемого архара.

Он не торопился. Вечность, как и он сам, приостановилась в колыхании времени. Взгляд его был связан более с воспоминаниями прошлого, нежели выражал обычный интереc. На кого из прошедших в памяти мог походить этот юноша, который в пересказах монахов достоен был большего, нежели участи изгнанника-беглеца.

Этот упрямый взгляд — взгляд Большого Чемпиона. Осанка, манера скромной выдержки — это от настоятеля. Мягкость движений, легкий наклон головы во время задумчивости — это от Пата. Как смогли слиться сложные, трудно уловимые качества железных монахов в их стойком воспитаннике, который сумел в трудностях и лишениях ни на шаг не отойти от наставлений своих отцов? Какой силой, вящей убедительностью должны быть насыщены слова, чтобы так зримо, с корнями истины могли впитаться в воспитанника, сохраниться в нем, дать жизнестойкие ростки личного мировоззрения и убеждения? И все же он — юнец. Юнец, несмотря на уважительные шаги.