Сошлись века…
Трудно уследить за тем коловоротом, который завертелся на неширокой темной улочке.
Если бы сразу было решено с Патриархом, то не слышались бы время от времени хриплые вопли боли, взрывающие тишину окружающей ночи. Не метались бы так долго тени с палками и цепями. Не доносились бы глухие, шмякающие шумы подающих тел. Но так было. И хорошо угадывалось, что старец оказывался неуязвимым для натасканной в уличных потасовках, ослепленной выгодой момента, толпы.
Треснул посох. Разлетелся в щепки от последующих мстящих ударов.
Из глубоких складок монашеского одеяния извлечена палочка. Не более трех кулаков в длину, с заостренными концами. Ничуть не стала слабее искусность защиты Фу Циня. Как мог он столь короткой боевой принадлежностью отводить мощные удары врага в стороны, а то и в находящегося рядом другого противника. Половина увечий и травм, полученных шайкой, пришлись именно от махов собственных дружков.
Кто знает, может, все и обошлось бы. Место потасовки передвинулось к углу улицы, за которым простирался довольно обширный пустырь. Но появились еще какие-то фигуры. Принадлежность их к враждебной группировке не вызывала сомнений. Они бегом приближались к затухающей свалке, где не так уж много оставалось боеспособных фигур.
Но буквально через десяток секунд с другой стороны послышался трубный клич, и следом нестройный хор криком возвестил, что появились тени, которых никто не ждал.
С боков на мятущуюся в свете огней потасовку из темноты двигались десять ярких факелов, находящихся на концах пяти шестов. Они стремительно приближались. Блики дымящихся огней, снопы искр, вращательные движения следов копоти устрашали своей неуводимой мощью.
Первые ряды, даже еще толком не осознавшие, что и откуда, были сметены и повержены наземь несколькими сокрушающими ударами сильных людей, мертво держащих орудия мести в своих руках. За ними шли еще. Они буквально добивали сбитых с ног бойцов.
Оставшиеся ничего не могли противопоставить неудержимому натиску мощных ударов длинных палок с горящими факелами. Ночные тени были неясно различимы на фоне кружащихся огней. Зато сами наемники яснее высвечивались сполохами пламени. Тени полукругом беспощадно прижимали толпу к заборам и домам. Все меньше оставалось сопротивляющихся. На факельных шестах за время боя накрутилось немалое число цепей, которыми противники отбивались от грозно наседавших теней и которыми пробовали вырвать из рук страшное, не поддающееся противодействию, оружие. Теперь они вместе с факелами вертелись в воздухе, дополняя диковинный и необъяснимый вид побоища.
Кто успел, карабкались на заборы, стены домов, как могли, стремились покинуть гиблое место. Но, прижженые смоляным пламенем и силой вонзающего удара, сыпались со стен, истошно вопя, дополняя дикий хаос, общую неразбериху и панику.
Наконец общий звонкий клич кого-то о чем-то известил. Двое несли в сторону легкое, ослабевшее тело.
Фу Цинь был еще жив. Но несколько кровоточащих ран головы и тела (одна из них явно пулевая) указывали соратникам, что это последний бой, последние минуты Великого Патриарха.
Несколько командных слов, кинутых в мелькающую темноту, и шипящие факелы с быстротой комет начали жалить убийц в лицо, в голову. Кто как мог, сломя голову, бросились на стены домов, врассыпную. Спотыкались, давили своих, падали, но только подчинялись единственной цели исчезнуть и как можно скорее из нещадной свистопляски огней и смертей.
Дело было сделано. Кто сумел, разбежались. Кто-то стонал, кто-то выл. Кто-то уже ничего не мог произнести.
Неожиданно и очень звучно щелкнули два выстрела. Следом зло и звонко пропели натянутые тетивы. Стрелы полетели на выстрелы. Они оказались точнее пуль. Кто-то охнул у забора, скорчился. Еще несколько стрел исчезли в той же тени.
Перевязанного Пата положили на сплетенные из собранного оружия, цепей и веревок носилки. Осторожно понесли. Никто больше не нарушал ночной процессии. Скоро подкатил автобус. Пыхтя старым мотором, он живо понесся по улицам ночного города.
На месте остался Ван, Коу Кусин и еще несколько монахов.
— Присаживайтесь, мой генерал. Поделитесь настроением, раздумиями. Не тревожат ли вас дурные сны? Не омрачают ли какие нюансы вашу ранимую душу? Мы ведь люди одного крута. И интересы наших интересов, я думаю, тревожат вас больше, чем прочая несущественая банальность нижних рядов. Вам я верю, верю, как заинтересованному.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу