Чан ничего не ответил, давая понять, что все в руках начальника в виде горы донесений, которую тот уже довольно длительное время изучает.
Хозяин кабинета недовольно поморщился некоторой независимости подчиненного.
— Известно ли вам, товарищ Чан, какую тираду слов и упреков разного веса пришлось мне выдержать там, где никого не интересует, какая философия у нашего Вана? Им подай отчет!.. Положительный! Иначе они считают ненормальной ту обстановку, которая складывается, и не компетентными тех лиц, которые за нее в ответе. В данном случае это мы с тобой. Более того, отдельные лица, далеко не симпатизирующие нам, как и мы им, могут вполне резонно добавить, что наши действия направлены в ущерб интересам страны и не соответствуют курсу и идеям Председателя. А это чревато. И доказывать что-то можно будет только в далеких мемуарах по истечении срока давности. И вот, пока наши головы имеют способность мыслить и сопротивляться внешним раздражителям, мы должны не свое толкать, а выполнять то, что от нас требуют. В противном случае те, повыше, найдут других, более покладистых. Потому я и оставил в их головах самые убедительные заверения в том, что, если искомый находится на территории метрополии, он будет задержан.
Чан живо кивнул головой в знак согласия.
— Значит, для нас удобная альтернатива та, которая увязывает событие с тем, что агента на территории Поднебесной не имеется?
Шеф удивленно вскинул брови, выпрямился.
— Что я слышу, полковник? В вашем голосе нотки раздражения. Это усталость или еще что?
— Трудно разубеждать в чем-то неприемлемом для нас, — голос Чана звучал непривычно зло и настойчиво. — Первое: его еще никто не видел, не опознал.
— Как сказать, — вставил генерал, но офицер не обратил внимания на прямой выпад начальника.
— Второе: я далеко не сентиментальный человек, но агент мне симпатичен, и именно своей непреклонностью. Именно дерзким отстаиванием того, что он имеет в себе, что мы так успешно скрываем на протяжении всей жизни от себя и других. Столько недель, но он не сдается. Он знает, куда идет, верит в себя. Как мы марионеточны в сравнении с ним. В делах общественной значимости мы, конечно, выше его, но это от должности. Нам не сравниться с ним в чистоте человеческой. Не захотел он быть тем, к чему готовили его, и баста. Пошел сам лицезреть жизнь, как она есть. Что всколыхнуло его серое, как мы считали, сознание? Что подняло его на протест? Что повело его в люди? Что ищет он там, среди них, этот малограмотный схимник, кроме бойцовских качеств ничем не отличающийся? Пришло время — встал, пошел. Не оглядывается, не боится. Этим он дорог мне, как частица той наивной искренности, сопровождает нас только в детстве. Пустынный цветок, который поднялся до величины видимости. Конечно, будь он с головой, будь опытней в житейских делах, он сделал бы все иначе. Пусть с той правдой, что сейчас в нем, но она уже не выглядела бы такой чистой и свежей. Все просто и вместе с тем наивно возвышенно. Столько недель непрерывных потрясений, но он из всего этого сохранил в себе силы, голова у него ясная. Какой характер! Какая воля! Все на уважительном уровне.
Генерал мечтательно улыбнулся. И, хотя усталость взгляда придавала всему облику строгость и суровость, все же многое отдельно откладывалось в нем положительными штрихами.
— Остановитесь, мой любезный психолог. Не отнимешь у вас дара агитировать. Все думаю, как это вы в разведку попали. Наставник, педагог — и на такой черной работе. Парадокс! Или, может, тоже своя логика была? Не сидеть же только мерэавцам и прохиндеям на ключевых постах. Но, — генерал наставительно поднял руку, — видите ли, полковник, я при всем желании не имею права увязывать ваши рассуждения с предположениями глубинного характера. Моя должность — тоннель связи от спецслужб в политику, в верха исполнительной власти. Там не до литературы, не до высоких материй. Там сухая интрига — кто кого. Со своим грохотом фанфар и лязгом речей. Там все на нервах, на костях, на крови. Там чисто то, что сильно. Возвышенно то, что убедительно и дает свои дивиденды. Поймите, я не могу идти на поводу пусть личных, но недостаточно точных измышлений с отчетом к высшим инстанциям. Оттуда они совсем не так смотрят. Что им до кого-то, если собственное благополучие подобно качелям. Не тебе, Чан, рассказывать о низости чиновничьей карьерной кухни. Но, если вы лично сможете в комиссии по иностранным вопросам убедить тамошний анклав, я немедленно издам приказ о прекращении всяких действий против агента сразу же после вашего выступления. Сам лично прослежу за выполнением такового.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу