Дин Кунц - Ночь Томаса

Гель испарился, руки Хатча очистились от микроорганизмов. Он взял недоеденную булочку.

— Ты уезжаешь, сынок? — спросил он испуганно.

— Нет, сэр. Но вы им так скажите.

— Они будут из полиции?

— Нет. Один может быть здоровяком с крошечной бородкой под нижней губой.

— Подходящая роль для Джорджа Кеннеди. [15] Кеннеди, Джордж (р. 1925) — голливудский актер, сыграл в более чем 200 фильмах и телесериалах. В 1967 г. получил «Оскара».

— Он еще жив, сэр?

— Почему нет? Я жив. В «Мираже», в паре с Грегори Пеком, он выглядел таким злодеем.

— Если не придет здоровяк, может прийти рыжеголовый, с плохими зубами или с нормальными. Кто бы ни пришел… скажите ему, что я уволился, не предупредив заранее, и вы на меня злитесь.

— Не думаю, что смогу разозлиться на тебя, сынок.

— Разумеется, сможете. Вы же актер.

Его глаза блеснули. Он проглотил кусочек булочки, который перед этим откусил. И процедил, едва разжимая зубы:

— Ты маленький неблагодарный говнюк.

— Что-то в этом роде.

— Ты взял пятьсот долларов из ящика серванта, мерзкий воришка.

— Хорошо. Это хорошо.

— Я относился к тебе как к сыну, я любил тебя как сына, а теперь понимаю, что должен полагать себя счастливчиком, раз уж ты не перерезал мне горло во сне, жалкий червяк.

— Не переигрывайте, сэр. Держитесь естественно.

Хатч опечалился.

— Я переигрывал? Правда?

— Возможно, я слишком сильно выразился.

— Я не снимался полвека.

— Если вы и переиграли, то чуть-чуть, — заверил я его. — Просто… вы уж очень вжились в роль. Вот так будет правильно.

— Вжился в роль. Другими словами, поменьше эмоций.

— Да, сэр. Понимаете, вы злитесь, но не в ярости. Вам горько и обидно. Но вы и сожалеете, что так вышло.

Задумчиво глядя на меня, он медленно кивнул.

— Может, у меня был сын, который погиб на войне, и ты мне его напоминал.

— Совершенно верно.

— Его звали Джейми. Обаятельный, храбрый, остроумный. Ты поначалу выглядел таким же, как он, молодым человеком, поднявшимся над искушениями этого мира… но ты оказался пиявкой.

Я нахмурился.

— Ну уж, мистер Хатчинсон, пиявкой — это…

— Паразитом, стремящимся что-то урвать.

— Ладно, раз уж вам того хочется.

— Джейми погиб на войне. Моя драгоценная Коррина умерла от рака, — голос задрожал, снизился до шепота. — Так долго я жил один, и ты… ты просто воспользовался моей уязвимостью. Ты даже украл драгоценности Коррины, которые я хранил тридцать лет.

— Вы собираетесь им все это сказать, сэр?

— Нет, нет. Это всего лишь мотивация.

Он достал из буфета тарелку. Положил на нее две булочки.

— Отец Джейми и муж Коррины — не тот старик, которого меланхолия гонит к бутылке. Она гонит его к булочкам, и ты цинично воспользовался этой его слабостью.

Меня передернуло.

— Я уже начинаю презирать себя.

— Думаешь, мне стоит надеть кардиган? Есть что-то такое в старике, одетом в изодранный кардиган. Он вызывает особую жалость.

— У вас есть изодранный кардиган?

— У меня есть кардиган, а изодрать его я могу за минуту.

Я оглядел его, с тарелкой в руках, широко улыбающегося.

— Мне кажется, вы и так вызываете жалость.

Улыбка увяла. Губы задрожали, потом он их сжал, словно боролся с сильным чувством.

Опустил глаза на тарелку с булочками. Когда вновь поднял их на меня, они блестели от слез.

— Вам не нужен кардиган, — твердо заявил я.

— Правда?

— Правда. Вы и так вызываете жалость.

— Что ж, приятно слышать.

— Спасибо, сэр.

— Пожалуй, я вернусь в гостиную. Найду какую-нибудь особо грустную книгу, чтобы, когда позвонят в дверь, пребывать в соответствующем настроении.

— Возможно, они не сумеют взять мой след. Тогда, разумеется, и не появятся здесь.

— Не настраивайся на отрицательный результат, Одд. Они придут. Я уверен, что придут. Я позабавлюсь.

Он толкнул вращающуюся дверь с энергией молодого человека. Я слушал, как он идет по коридору в гостиную.

Босой, без штанов, окровавленный, я достал из машины для приготовления льда несколько кубиков, положил в пластиковый мешок, обернул посудным полотенцем.

С уверенностью полностью одетого человека вышел в коридор. Когда проходил мимо распахнутых дверей гостиной, Хатч сидя в удобном кресле, погруженный в меланхолию, помахал мне рукой. Я ответил тем же.

Скользящий удар фонаря только ободрал, но не порвал кожу на голове. В душе от горячей воды и шампуня рану щипало, но кровь не потекла.