Джузеппе Д'Агата - Возвращение тамплиеров

— А иначе какой из меня прорицатель? — с удовлетворением ответил профессор Борги.

«Интересно, каких таких наук он профессор?» — подумал про себя Джакомо, но промолчал. И все же получил ответ, словно вопрос его был услышан:

— Меня интересует уйма вещей. Но жизнь ведь не вмещает все. Вот, например, я охотно стал бы историком, если б мог продолжить учебу. — Он властным тоном позвал жену: — Биче!

Невысокая, неряшливо одетая женщина, с узким, словно щель копилки, растянутым в улыбке ртом, с плохо расчесанными рыжеватыми волосами, тронутыми сединой, материализовалась из-за груды газет.

— Биче, принеси нам по чашечке кофе!

Профессору было лет сорок. Невысокий, плотного сложения, он был невероятно тучным. Волосы у него были длинные и гладкие, и на заплывшем лице выделялись огромные усы, которые чудесным образом придавали ему серьезный вид.

Помещение, где они находились, было не столько домом, сколько неким контейнером, где все было устроено с учетом телосложения хозяина. Комната — вряд ли она заслуживала названия гостиной — вся была уставлена множеством стеллажей и походила на товарный склад или, вернее, на костюмерную мастерскую в театре. Тут висели военные формы различных эпох, лежало множество шлемов и самых разных головных уборов, стояли панцири и полные комплекты доспехов. Повсюду виднелось оружие в огромном количестве — главным образом колющее и режущее, но и огнестрельное тоже, заряжающееся как с казенной части, так и с дула; и все, разумеется, было в должном порядке зарегистрировано.

Между тем толстяк продолжал говорить без умолку:

— История, учительница жизни и войны, как сказал кто-то, — это еще и гигиена наций. Историки — то есть преподаватели истории — зациклились на экономических и социальных аспектах войны, забывая, к примеру, о националистических, этнических и расовых ее сторонах, которые, однако, имеют огромнейшее значение. Впрочем, как и религиозные. Биче, кофе готов? Будь моя воля, я бы переписал историю от начала до конца. Если бы мне предложили читать лекции, то понадобилась бы не обычная аудитория, а целая площадь, чтобы там поместилась толпа студентов. Но мне хватает и того, что есть.

Биче принесла поднос с чашечками. Быстро выпив кофе, профессор Борги неутомимо продолжал рассуждения:

— Вам ни о чем не говорят сражения древних, в которых бок о бок участвовали люди, герои и боги, так что нередко возникала путаница, кто есть кто?

— Это были мифологические сражения, — вежливо заметил Джакомо.

— Мифологические? А кто сказал, что мифологии больше нет? — проворчал толстяк, скребя ложечкой сахар на дне чашки. — Конечно, они так постановили, но исключительно в собственных интересах, — отменили религию, убрали богов и героев и отвели людям роль винтиков. Слышишь, Яирам?

— Конечно, профессор.

Борги вздохнул:

— Бог войны. Нет, это вовсе не мифология. Я говорю о той высшей сущности, без которой нет военного гения. Ну, скажем, чтобы быть поближе к нашим дням… возьмем, например, Наполеона…

— А-а! — радостно произнесла Биче, выражая одобрение.

Борги сурово взглянул на нее:

— Ты ведь знаешь, что должна молчать, когда я говорю о серьезных вещах. — Потом с улыбкой обратился к юношам: — Наполеона невозможно понять, пока не представишь рядом с ним — а я говорю: пока не увидишь рядом с ним — бога войны…

— …И армий, — добавил Джакомо.

Толстяк искоса посмотрел на него и спросил:

— Ты еврей?

Джакомо сделал отрицательный жест. Яирам машинально повторил его.

— К счастью, в мире наступает эпоха спокойствия, — заметил Джакомо.

Борги расхохотался преувеличенно громко:

— Людям нужен мир, о да, нужен. Но, как говорится, лишь для того, чтобы лучше подготовиться к войне. И новые войны, в отличие от прошлых, разразятся неожиданно, тогда когда их меньше всего будут ожидать. Они будут внезапными, опустошительными, а главное, непрерывными. — Он вдруг сделался серьезным, закрыл один глаз, а другим уставился на Джакомо: — Значит, ты выступаешь за мир.

— Я? — удивился молодой человек.

— Да. И хоть кажешься мирным человеком, на самом деле ты не таков. — Борги заволновался, словно охваченный сильным беспокойством. Огромное вращающееся кресло, в которое он был втиснут, тревожно заскрипело. — Но мне надо поглубже заглянуть в тебя и понять, кто ты есть на самом деле.

Яирам тоже испытующе посмотрел на друга. Но длилось это недолго, потому что Борги вновь завладел их вниманием.