Джузеппе Д'Агата: Возвращение тамплиеров

Джакомо подошел к нему, и его тень накрыла страницу. Яирам поднял глаза:

— Отчего же вы стоите?

Джакомо снял шляпу, расстегнул пальто и сел за столик напротив Яирама. Тот закрыл книгу, и Джакомо взглянул на обложку: «Сражения, повернувшие ход истории».

— Я надеялся встретить вас рано или поздно, — сказал Яирам.

— Я тоже. Мне очень хотелось познакомиться с вами.

Яирам широко раскрыл глаза:

— Как, выходит, вы никогда прежде не видели меня?

— Никогда.

— Не могу поверить. Значит, это постарались ваши жалкие священники?

— Не называйте их так, пожалуйста, — спокойно сказал Джакомо. — Если познакомитесь с ними, поймете, что они гораздо лучше, чем вам кажется.

— О, сомневаюсь… Обиженные. Как боксерам им, безусловно, нет равных.

— Мне уже легче. Если не ошибаюсь, вам не понадобилось обращаться в больницу, — заметил Джакомо, внимательно осмотрев, как был забинтован Яирам, но не касаясь его руками. — Сколько же было нападавших, синьор Винчипане?

— Четверо или пятеро. Было темно, я не мог сосчитать.

— Так или иначе, не беспокойтесь. Все добровольно признали свою вину и были наказаны. И я первый.

Яирам нахмурился:

— Наказаны?

— Мы заставили других братьев хлестать нас.

На лице Яирама отразилось не столько недоверие, сколько растерянность.

— Наказание может быть справедливым, насилие — никогда, ни в коем случае. — Джакомо не дал собеседнику прервать себя. — Если тут есть противоречие, то в идеале лучше всего сражаться, придерживаясь высших правил. Тех, что порождаются образом жизни, вы меня поняли? Я допускаю соревнование качеств, выработанных человеком в себе, но не инстинктов.

Яирам был растерян, хотя и начал улавливать смысл и чувства, вложенные в эти слова, показавшиеся ему искренними и сильными. Но самое главное — он чувствовал, что безо всякого внутреннего протеста поддается духовному влиянию собеседника. Яирам жил в Болонье уже четыре года. Но лишь теперь предубеждение, которое он питал к окружавшим его здесь сверстникам, внезапно пропало.

— Если я правильно понял, соревнование могло бы разрешиться победой того, кто сочинит лучшее стихотворение.

— Да. Или же можно устроить физическое состязание. Победит тот, кто сумеет выбить противника из седла в честном конном турнире.

Яирам взглянул поверх невысокой зеленой изгороди, отделявшей пруд, и c удивлением обнаружил, что на другом берегу, ближе к холмам, окружавшим город, находится конный манеж. Несколько амазонок, прекрасно экипированных — сапоги, жакеты, береты, — сидели на великолепных лошадях. «Породистые», — с удивлением определил он про себя, думая о юноше, сидевшем напротив.

— Что я мог бы предложить вам? — спросил Яирам.

— Чай, благодарю вас.

Яирам громко рассмеялся:

— Чай? Не может быть! Все началось именно с чашки чая, которую я предложил одной девушке в баре на виа Д'Адзельо. — Заметив невозмутимость Джакомо, он добавил: — Хорошенькая девушка и к тому же очень славная.

— Анна Монфорти.

Яирам покачал головой:

— Вот уж никак не ожидал получить такие побои из-за подобного пустяка. Не знал, что оказался на северной окраине самого что ни на есть замшелого Юга.

— Давайте по порядку, синьор Винчипане, — спокойно ответил Джакомо. — Отбросим ханжество, иначе только понапрасну потратим время. Чай был лишь предлогом для знакомства с Анной, чтобы уложить ее потом в постель.

Яирам не ответил. Джакомо продолжил наступление:

— Я не осуждаю ваши намерения, впрочем, совершенно нормальные. У вас такая привычка — угощать чаем каждую девушку, которую встречаете впервые?

— Не вижу в этом ничего плохого. Во всяком случае, я не думал, что ревность…

Джакомо сделал жест отрицания:

— При чем тут ревность? Только после потасовки я узнал… Кое-кто из братьев находился тогда в том баре, и они решили действовать, не спросив меня.

Яирам опять изумился:

— Вы, синьор Риччи, действительно ничего не знали?

Джакомо утвердительно кивнул:

— И ни о какой ревности тут речи нет. Это чувство здесь совершенно ни при чем. Попробуйте взглянуть на все с другой стороны. Представим себе, что мы живем в Средние века. Представим, будто я отправился в Крестовый поход. Мужчины, которые не уехали, — почти мальчики, в основном это конюхи, — сторожат оставшихся женщин и при необходимости вмешиваются, чтобы защитить их. Ясно?

— Но если это не вы приказали избить меня, то почему же тогда вы захотели наказать и себя, как других?