Дункан Кайл: Милый муравей

Итак, что у меня есть? Главный вопрос, как нашлись эти бумаги? В Кунунурре отец Нейсмиш, без сомнения, имел дело с завещанием, которое он подписал много лет назад. Потом он отправился на восток и его сбила машина, но бумаги-то скорее всего были с ним?

Я постучал пальцами по столу. Коронер в Кунунурре «без сомнений» признал, по его словам, «сообщение отца Нейсмиша о том, что, прибыв на Стринджер Стейшн, тот обнаружил миссис Грин умирающей от старости и общего изнеможения». Старый священник остался и ухаживал за ней, потом проводил ее в последний путь. Вначале он даже колол ей пенициллин, хотя было ясно, что миссис Грин умирает. Похоронив ее, священник отправился в Кунунурру и там успел отдать в нужные руки все бумаги, прежде чем какой-то негодяй сбил его. Все верно.

Кроме...

И тут существовало огромное кроме.

Почему, когда все шло как по Кокеру [2], появился некий абориген, вручивший мне завещание на ступенях офиса «Макдональд и Слаутер» и не сказавший при этом ни слова? Свидетельство о смерти, вердикты коронера, все бумаги были на месте, кроме самого завещания.

Где-то далеко, к северу отсюда, существует свыше восьмидесяти квадратных миль земли, на которой никто не живет, которую никто не обрабатывает, но которая кому-то принадлежит. Кому же?

О'кей, подумал я. Призовем на помощь логику. Отец Нейсмиш пришел, увидел умирающую старую леди и остался с ней. Она умерла, он похоронил ее. Оглядевшись, он обнаружил, что вокруг никого, за исключением нескольких пастухов-аборигенов, их жен и детей. А еще нашел завещание, или миссис Грин сама успела сказать о нем.

Интересно, правильно ли я размышляю?

Что он сделал потом? Завещание — ценный документ. Если достопочтенный отец Нейсмиш пошел в Кунунурру, взяв с собой все бумаги, то почему не взял завещание и не удостоверился, что оно попало в надежные руки?

Ответ: он сделал то, что должен был сделать.

И все же почему — должен? Все остальные бумаги попали в Кунунурру и прошли процедуру регистрации — все, кроме завещания. А завещание попало в коричневые руки, в карман аборигена, а другой — а может быть, десятый или двадцатый — абориген вручил мне конверт и исчез, не произнеся ни слова.

Восемьдесят две квадратные мили земли.

Много земли. Много денег.

С которыми боролся отец Нейсмиш.

Я выдвинул правый нижний ящик стола — и как мой предшественник, а он использовал его как подставку для ног, — с удовольствием водрузил на него свои ноги и задумался. Старик был священником и ее духовником. Может быть, когда он добрался до Стринджер Стейшн, миссис Грин, еще в сознании, дала отцу Нейсмишу соответствующие инструкции о завещании или обратилась с просьбой... Могла миссис Грин сказать: «Только не Кунунурра»?

Да, могла. Но почему? Может быть, она опасалась, что ее завещание попадет в грязные руки? Так вполне могло быть.

И причиной этого могло быть только одно — уверенность, что эти руки, заполучив завещание, уничтожат его и лишат ее наследников и преемников законного наследства.

Но я вовсе не был уверен, что я прав, хотя при этой версии все факты выстраивались в одну вполне логичную цепочку.

Возникал еще один вопрос, вполне профессиональный для юриста: в случае, если Мэри Эллен Грин, урожденная Эммет, умерла бы, не оставив завещания, кто мог бы претендовать на ее наследство?

Наша фирма часто занимается подобными делами. Каждые пять минут консультаций стоят пятьдесят австралийских долларов, таким образом, час стоит шестьсот долларов. Кому-то это покажется дорого, но если клиент знает, что при получении наследства его ожидает крупная сумма, то обычно не скупится.

Чем я сейчас располагаю? Где-то должны быть документы, удостоверяющие новых владельцев, я их должен найти. Следует приступить к обычному процессу подтверждения завещания, но прежде надо поискать наследников, начиная с йоркширского «Пенни-банка», если он, конечно, еще существует.

Я телеграфировал в Лондонскую адвокатскую контору, которая часто помогала нам в подобных делах. У них работал партнер из Австралии по имени Грег Такер, филиал банка был в самом Йоркшире. Для юристов это несложная работа, потому я надеялся на скорый ответ.

Пока все шло нормально. Начало было положено.

Чтобы знать, что такое двадцатичетырехчасовой перелет, надо испытать его на себе. Понедельник — Перт, вторник — Лондон, и вы совершенно выпотрошены. Спиртное, еда, дремота, из которой вываливаешься каждые пять минут. Одним словом, приземляешься далеко не в лучшей форме и, пошатываясь, выбираешься, наконец, из железного брюха самолета.