Скотт Фрост: Дневник Габриеля

— А ты и не просишь… Я прошу. Мне нужно сделать это немедленно, иначе мы оба погибнем.

Я снова покачала головой, но Гаррисон протянул руку и нежно дотронулся до моей щеки.

— Пожалуйста, позволь мне.

Я подняла руки и обвила его шею. Гаррисон сунул руку под жилет и повозился под карманчиком со взрывчаткой, пока не нашел то, что искал.

— Господи, — прошептал он.

— Что?

На мгновение он повесил голову, словно признал свое поражение.

— Здесь целых пять проводов, но я не понимаю, куда они идут. Должно быть, есть еще один детонатор, который я не нашел.

— Я так не думаю.

— Почему?

— Он снова играет с нами.

— В моем деле нужна уверенность.

— Перережь их все, — прошептала я.

Гаррисон покачал головой.

— Не могу. Возможно, к ним подсоединен так называемый контроллер последовательности, и я перережу не тот провод или нарушу порядок…

— Дай мне кусачки, я сама.

Гаррисон сделал вдох, и я почувствовала, как напряглись его плечи.

— Нет, я не могу тебе позволить.

Я прижалась к его щеке:

— У меня нет времени. Это не твоя вина… Дай мне попробовать.

Он слегка приподнял голову и прошептал мне на ухо:

— Ухватись за меня как можно крепче.

— Нет.

Я почувствовала, как пальцы Гаррисона нашли пять проводов и заправили их между лезвиями кусачек.

— Все будет хорошо, — тихо сказал он.

— Не делай этого, — взмолилась я.

— Держись!

Я обвила его за шею и приблизила свое лицо вплотную к его. Я почувствовала колючую щетину на своей щеке и привкус крови на губах, а потом положила ему руку на затылок и закрыла глаза.

— Давай, — прошептала я.

Гаррисон молча кивнул, потом тихонько выдохнул, и я ощутила, как его ладонь сжалась, а затем лезвия с характерным щелчком перекусили провода.

Это напоминало конец повторяющегося кошмара. Прошла одна секунда, за ней вторая, а я все ждала, когда кошмар вернется, но этого не произошло.

Гаррисон вытащил руку из-под жилета, и я услышала, как кусачки выскользнули и упали на пол. Он обнял меня, и мы дышали в унисон.

— Спасибо, — прошептала я в его поврежденное ухо, но он меня не слышал.

Руки Гаррисона начали слабеть, и он свалился в обморок прямо в моих объятиях. Я услышала сирены первой полицейской машины, выскочившей из-за угла и несущейся к моему дому. Открыла глаза и посмотрела на размытый свет, пробивавшийся сквозь окна на кухне, где лежали раненый Чавес и погибший при исполнении молоденький офицер.

Все кончено. Моя дочь спасена. А в нескольких милях к югу, в самом центре Пасадены, по бульвару Колорадо неспешно двигались колонны парада, как все эти сто пятнадцать лет. Двести миллионов зрителей по всему миру смотрят на удивительное зрелище по теле- визору, счастливые и защищенные, и удивляются, какой же фантазией надо обладать, чтобы создавать такую красоту.

— Они и не знают, — прошептала я.

— Скажите мне, что вы видите, — ворковал доктор, снимая повязку с моих глаз.

Прошла неделя с тех пор, как Габриель погрузил меня во тьму. Доктор заверил, что глаза — самый быстро заживающий орган в нашем теле. «Чудо природы», — сказал он. Но он не мог вылечить мои глаза от того, что им довелось видеть. Будет ли мой мир когда-нибудь таким, как раньше, после того, как по нему прошелся Габриель? Он украл мою дочь. Играл со мной, как кошка играет с мышкой, катая ее по гостиной. Убил семь человек. Чуть было не отправил на тот свет Трэйвера, Гаррисона и Чавеса. А потом я его упустила. Освободила его, чтобы вернуть Лэйси. Дала ему уйти. Самый страшный кошмар любого копа.

«Ты же приставила пистолет к его голове».

Этот голос нашептывал мне на ухо по ночам, когда я лежала, слепая, в своей постели. Я могла бы положить конец его злодеяниям, но не сделала этого. Возможно, я недостаточно сильная, а может, я просто недостаточно хороший коп. А может, та часть меня, которая отказалась нажать на курок, когда Габриель дал мне шанс, — единственная, которую он не тронул. Это укромный уголок души, где любовь живет вне повседневности и вне боли, которой награждает нас жизнь. И эта часть меня так любит Лэйси, что отдала бы что угодно за ее жизнь. Даже свободу Габриеля.

Это его подарок мне. Я увижу, как моя девочка превратится в женщину. У меня будет возможность исправить все ошибки, которые я допустила за первые семнадцать лет ее жизни. Я стану лучше. Но в обмен на этот подарок в моем сердце всегда будет тлеть уголек осознания — куда бы Габриель ни уехал, до кого бы ни дотронулся, кого бы ни мучил, он делает это потому, что я так выбрала.