Рассел Эндрюс - Икар

— А это еще за что?

— Она в отъезде, да?

Дом обожал Кэролайн и редко называл ее по имени, будто назвать ее по имени означало оскорбить. В большинстве случаев Кэролайн для Дома была «она». А Джек говорил жене, что это звучит так, словно Дом говорит о королеве — «Она». С большой буквы.

— Да. Она в отъезде.

— Ну, стало быть, надо, чтобы кто-то тебя приласкал, Джеки.

С этими словами старик хрипловато рассмеялся и, хлопнув Джека по затылку, отвернулся и зашагал по цеху. Джек понял, что надо идти следом за Домом. Думая об отношениях Дома и Кэролайн, он улыбался. Более невероятной пары на свете не существовало. И все же Кэролайн была одним из немногих людей, которым Дом доверял. Точно так же было с Кэролайн. Она любила старика. С ним она могла расслабиться, стать открытой, уязвимой, чего не допускала почти ни с кем. Джек гадал, такие ли отношения были у Дома с его матерью. Любила ли его Джоанни Келлер, доверяла ли ему? И когда бы Джек об этом ни подумал, ответ был «да».

— Тебе обязательно все время называть меня Джеки? — спросил он, шагая за Домом.

— Ага. Потому что я всегда тебя так звал. И всегда так звать буду. Ну, хочешь сделать бизнес, а? Потому как у меня для тебя есть кое-что хорошенькое.

Джек вздохнул.

— Ладно, давай нагружай меня, старик.

— А тебе обязательно все время звать меня стариком?

— Я всегда тебя так звал.

Дом покачал головой и что-то проворчал себе под нос, но вскоре заговорил по-деловому, демонстрируя Джеку товар.

— У меня есть для тебя восемьдесят фунтов натуральных цыплят — этого тебе хватит на пару дней. Цыплят еще подвезут, поэтому про запас брать смысла не имеет. Твой шеф-повар заказывал телятины на три дня — это сто шестьдесят фунтов. На три дня грудинки — это будет четыреста фунтов, еще четыреста фунтов филея, да пятьдесят фунтов вырезки, да тридцать футов утки — утка потрошеная, сами разделаете. А чем ты занят нынче вечером?

— Господи, ты и вправду стареешь. Я ужинаю с тобой, а потом отправляюсь на машине в Виргинию.

— На машине?

— Да. Думаю, после того как мы там откроемся, мы с Кэролайн и обратно поедем на машине, устроим себе двухдневный отпуск. Остановимся в какой-нибудь гостинице, где подают завтрак. Устроим себе что-то вроде сто тридцать седьмого медового месяца.

— А знаешь, куда я собирался повезти на медовый месяц твою маму? — вдруг спросил Дом.

— Знаю, — ответил Джек. — В Италию.

— Я тебе, небось, уже говорил.

— Наверное, говорил.

— Я ведь там не был никогда, — сказал Дом. — Никогда не был в Италии.

— Поедешь.

— Да нет, — проговорил Дом без тени жалости к себе. Он просто констатировал факт. — Нигде я никогда не был. И никогда никуда не поеду.

— Моей маме понравилось бы в Италии, это точно. Она бы с радостью поехала туда с тобой.

Дом пристально посмотрел на Джека. Его губы и морщинистый подбородок дернулись, получилось что-то вроде улыбки. Он снова изобразил левой отличный хук и вновь обхватил Джека за шею. Приятно было почувствовать прикосновение его сильной и крепкой руки. Мозоли на ладони старика царапали кожу, и по спине Джека пробегала приятная дрожь.

— Хороший ты мальчик, Джеки. Хороший мальчик.

— Мне через пару недель сорок один стукнет. Хорош мальчик.

— Сорок один… Боже ты мой… А мне тогда сколько же?

— Сто восемь.

Дом покачал головой так скорбно, как только мог.

— И никогда-то с тобой не было легко.

— Потому что ты сам не любишь, чтобы было легко. — Джек потянулся к старику, обнял его и поцеловал в лоб. — Ты не перенапрягайся, полегче с работой.

В ответ послышалось ворчливое:

— Угу, угу, договорились.

Эти слова прозвучали Джеку в спину, а когда он обернулся у выхода, то увидел, как Дом берет под мышку свиной бок весом фунтов в сто пятьдесят.

— Жду в шесть, — проговорил Джек, как бы ни к кому не обращаясь.

Впервые за многие годы он поймал себя на том, что смотрит на пол мясного цеха, на то место, где когда-то упал Сэл Деметр. Он задумался о Сэле, о его внезапной смерти, о Киде и его исчезновении.

«Нет, — сказал он себе. — Не делай этого. Больше никаких призраков».

«Думай о Кэролайн, — подсказал ему внутренний голос. — Думай о завтрашнем дне. О ресторане. О Шарлотсвилле».

Повернувшись и медленно шагая к машине, Джек беззвучно шевелил губами, приговаривая:

— Больше никаких призраков. — На всякий случай он повторил еще раз: — Больше никаких призраков.

Она смотрела в зеркало.