Ной Чарни - Двойная рокировка

— J'ai dit, [17] Я же сказал (фр.). — продолжал Бизо, получив наконец возможность делать пометки с помощью чернил. — В «Обществе Малевича» произошла кража.

— И что же взяли?

— Картину Малевича.

— Правда?

— Это же «Общество Малевича». Что еще там могли украсть?

— Да, я как-то сразу не подумал, — ответил Легорже, подкладывая на тарелку Бизо кусочек угря, завернутый в бекон.

— Не подумал. Охотно верю.

Захлопнув телефон, Бизо посмотрел на каракули, которые изобразил в своей книжке, и пожал плечами.

— Давай ешь, — сделал приглашающий жест Легорже. — А то совсем исхудаешь. Просто кожа да кости.

— Я тебе покажу кожу да кости, старый ты осел. Совершено преступление.

— А кто его будет расследовать? Мы?

— После ужина я свяжусь с ребятами из полиции, которые уже выехали на место. Там поставили охрану, так что завтра мы все как следует осмотрим. А почему это ты говоришь «мы»? Это я следователь, а ты всего лишь академик, да к тому же какой-то липовый. Ни то ни се. Что это за академик, если он не имеет степени и не работает в академии?

— Это богатый академик, — ответил Легорже. — Если у тебя есть замок, тебе не нужна школа, а если ты к тому же владеешь виноградником в Арманьяке, зачем тебе пакеты с молоком из кафетерия?

— Не задирай нос, — фыркнул Бизо. — Шел бы ты со своим арманьяком на…

— У меня лицензия на торговлю арманьяком, Жан. И кроме того, без моих познаний в области искусства ты бы…

— …прекрасно себя чувствовал, — закончил фразу Бизо, вытирая запачканные угрем пальцы о салфетку, заткнутую за ворот. — И что такого особенного ты знаешь об искусстве? Я разбираюсь в нем получше твоего, хоть у меня и нет собственной коллекции современной живописи и кучи статуй во дворе. А твой…

— Что — мой?

— Жан, у тебя самый отвратный Пикассо из всех, которых мне доводилось видеть, — выпалил Бизо, наклонившись к другу.

— Ах вот как. Зато он у меня есть, — отрезал Легорже, откинувшись на спинку стула.

Бизо на минуту задумался, потом пожал плечами и вернулся к еде.

— Touché.

Легорже в упор посмотрел на него.

— А ты-то что смыслишь в Пикассо? Ты не узнаешь ни одной его картины, даже если ткнуть тебя в нее носом.

— Послушай, я знаю…

— Тебе кажется, что ты знаешь. В этом вся беда.

— Ладно, ешь свою спаржу, Легорже! Ты мне уже надоел. Вечно примазываешься к моим делам. Я прекрасно обойдусь и без тебя. Сколько можно терпеть?

— Я же терплю тебя с тех самых пор, как вытащил из дерьма, в которое ты попал по милости Юбера Помпиньяна. И все это время был твоим ангелом-хранителем. Съешь-ка лучше еще кусочек угря. Это пойдет тебе на пользу.

— Дело Юбера Помпиньяна относится ко времени, когда нам было по одиннадцать лет. Сделай одолжение, прекрати распространяться о своих несуществующих заслугах. Передай-ка мне соль.

Прищелкнув языком, Легорже вытер салфеткой губы.

— Итак, займемся Малевичем, раз уж ничто другое не светит. Когда на охоту?

— Как только покончу с десертом.

У церкви Святой Джулианы в Трастевере царило оживление. Площадь заполнили итальянские полицейские, известные своим усердием и красивой формой. Рядом толпились жители Рима, пожертвовавшие своим обеденным перерывом, чтобы поглазеть на происшествие.

Когда прошел слух о краже, да еще с алтаря, людей возмутило не столько исчезновение картины, сколько сам факт посягательства на святое место. То, что картина принадлежала кисти Караваджо, особого значения не имело.

Габриэль Коффин пересек площадь, постукивая по плитам зонтиком словно тростью. Пробравшись сквозь толпу зевак и миновав карабинеров, охраняющих вход, он вошел в церковь.

Внутри слонялись несколько полицейских, делая вид, будто заняты поиском. Расстроенный священник что-то взволнованно говорил лысоватому подтянутому Клаудио Ариосто, детективу из отдела защиты культурного наследия.

Похищенная картина Караваджо была уникальна и хорошо известна. Вряд ли воры надеялись ее продать. Вероятно, ее украли по заказу какой-нибудь преступной группировки, как это часто случалось после войны, чтобы потом предложить в качестве товара для бартерного обмена. Или, что менее вероятно, по заказу какого-нибудь частного коллекционера. Подобные кражи вынудили полицию создать специальное подразделение, занимавшееся поисками похищенных произведений искусства и антиквариата. В 1969 году из церкви в Палермо украли еще одну картину Караваджо — «Поклонение пастухов». Она так и не была найдена, оставаясь постоянной занозой в боку у сыщиков. «Второй по счету Караваджо. Интересно, что по этому поводу думает Ариосто? Или он уже поставил на картине крест, как тогда в Палермо?» — промелькнуло в голове у Коффина.