Андрей Рубанов - Живая земля

Если ветер силен – можно и мимо сетки просвистеть, и тогда от тебя останется бесформенная куча полужидкого мяса, перемешанного с кусками костей. Похоронят за счет управы.

Денис наполняет мешок едва на треть. Лучше поменьше нагрузить и почаще бегать к транспортеру. Когда таскаешь балабас, это правило тоже работает: большой груз неудобен, много массы – много риска. Меньше, чаще и быстрее – так опытные парни действуют и на сломе, среди правильных людей, и на доставке балабаса, где из десяти пацанов восемь – разложенцы.

После первого часа работы какой-то новичок, юный и розовый, впервые в жизни сильно вспотевший и получивший две-три ссадины, сдергивает маску, плюет в пропасть и громко озвучивает дежурный вопрос: почему не взорвать сразу всю башню и не вывезти мусор посредством современных механизмов, экскаваторов, самосвалов и так далее? Вопрос всем надоел. Каждый день находится такой новичок, и каждый день какой-либо терпеливый доброхот подробно объясняет: понимаешь, приятель, если взорвать целый дом, облако пыли накроет половину Москвы и будет висеть несколько недель. Ломать вручную, понемногу – проще и дешевле. И, кстати, веселее.

Слом – самая веселая работа в городе Москве.

Иногда новичку говорят, что на дворе двадцать второй век, эпоха бережливости и умеренности. Что не грех вспомнить прописные, школьные истины: человек эффективнее любой машины, его КПД весьма высок. Гомо сапиенс сам себе механизм, сам себе источник питания и сам себе наладчик. Ручной труд – дешевый, китайцы поняли это еще сто лет назад. Энергия в дефиците, она стоит денег, она должна идти на обогрев и освещение детских садов, больниц, школ, фабрик и оборонных предприятий – туда, где она необходима. А сломать старый высотный дом можно и руками. Кому не нравится – пусть не приходит. Дело добровольное.

Денег не платят тут. То есть кто желает зарабатывать на сломе деньги, тот идет в коммерческую артель, но там все жестко, норма – три кубометра на рыло, за одну смену, там бригадир может матом наорать, там много пьющих, там много приговоренных к исправительным работам, бывших и будущих разложенцев всех мастей; там дурные порядки. Не будешь надрываться наравне с другими – побьют и выгонят.

В бесплатных бригадах все иначе. Нормы нет, каждый работает как может. Пришел, лопатой помахал – и на том спасибо. Но и явных бездельников на сломе не встретишь. Бездельник не встанет в пять утра и не пойдет пешком на семьдесят пятый уровень.

Сырой бетонный пол. Повсюду мелкие лужи, старый мусор – еще прошлых изобильных времен. Пахнет гадостно. Гнильем, тленом, птичьим дерьмом. Много смрадных тряпок и мятых пластиковых упаковок. Обрывки журнальных страниц. Их Денис внимательно разглядывает. Вдруг попадется что-то из отцовского журнала? Денис помнит: «Чкалов» – тот самый дом, где квартировала редакция ежемесячника «Самый-Самый».

Когда он сказал, что «Чкалов» ломают, – мать только молча кивнула. Но вечером по Нулевому каналу показали репортаж: подрывники закладывают первые заряды, глава управы торжественно нажимает кнопку. И бывшая журналистка Варвара Герц заплакала. А телеоператор меж тем давал панораму, крупным планом смакуя красноречивые детали: сто пятый этаж, умопомрачительных размеров пентхаус, в гнилой воде бассейна плавает какая-то разложившаяся дрянь, повсюду битое стекло и – буквы, грубо намалеванные поперек огромного оконного стекла:

ХУЙ ВАМ, А НЕ СИБИРЬ!

…Смена – пять часов, до полудня, потом всех кормят. Столовая обычно там же, где начинается транспортер, в районе пятидесятого этажа. Длинные дощатые столы, простые льняные скатерти, лавки. Пайка элементарная: куриная нога, две-три картофелины и кружка горячего киселя. Или рыба с овощами. Хлеба – вволю. Хлеб везде давно бесплатный, бери и ешь, и радуйся, что в России живешь. Голодных нет в Москве, ни одного человека. Богатых тоже нет, все богатые под Купол уехали, в Азию. Им там хорошо, наверное. И бог с ними.

Однако большинство приходят на слом не ради еды. А потому что так принято. Кто старое не ломал, тот новое не построит. Обычно мальчишки идут на слом с четырнадцати лет. У Дениса в классе только один мальчик никогда не ходил ломать башни, и никто того мальчика не уважал, и он потом пропал куда-то; говорят, уехал на ферму, к родственникам.

Сам Денис ломает с тринадцати. Пришел, добавил себе год, он был крупный парень, и ему поверили.

Он поднимает на плечо очередной мешок и идет к лестнице. Он опытный трудяга, он знает, что спускаться с грузом почти так же трудно, как подниматься. За его спиной раздается женский визг. Пошел ты в лифт, гад! Только вдвоем с вами, юная леди. Сбоку кто-то добавляет, что сам не лифтер, но всегда может помочь с лифчиком. Старая шутка, задорно отвечает юная леди и смеется.