Луи Байяр - Черная башня

На лице Ростбифа проступает гримаса недовольства, и я понимаю, что произошло чудо. Те самые качества, которые делают Шарля незащищенным, исключают и возможность провокации. Недоумевающие студенты на несколько минут погружаются в молчание. Его нарушает Рейтуз — их главный.

— Знаете, месье, мне кажется, ваша челюсть представляет собой нечто выдающееся.

Кто-то громко вдыхает — это я. Но так уж было угодно судьбе, что я переоценил проницательность Рейтуза, ибо он тут же добавляет:

— Я как раз вчера видел такую в сумасшедшем доме. У одной хорошенькой леди. Правда, она не может сама ни есть, ни одеваться, зато челюсть приходится как раз кстати, в нее капает слюна.

Шарль морщит лоб и задумчиво сообщает:

— У меня был пес, его ранили в челюсть. Его звали Троли.

Рейтуз кладет вилку — верный признак готовности броситься в атаку — и в ту секунду, как я делаю движение, чтобы кинуться ему наперерез, кто-то останавливает меня.

Моя мать.

Кладя салфетку на стол, она торжественно провозглашает:

— Попрошу оказывать уважение всем гостям этого дома.

Она сама настолько потрясена собственным поступком, что щеки у нее раздуваются, как у богини ветра. Она склоняется над тарелкой, и среди многих вопросов, безмолвно витающих в эти секунды над столом, явственнее других звучит мой:

«Почему она никогда не заступалась так за меня?»

В предназначенной Шарлю комнате прежде жила вдова генерала. В свое время, спасаясь поспешным бегством, она оставила кровать с прекрасным узорчатым балдахином камчатного полотна, а также серебряную косметичку и пятна пудры повсюду. Последние напоминают гипсовую пыль и издают запах столь женственный, что всякий раз, заходя в комнату, я борюсь с настойчивым желанием поклониться.

— Комната немного… Простите, пожалуйста, Шарлотта займется этим, самое позднее, завтра…

Я ставлю его саквояж на кровать и, поскольку Шарль не предпринимает никаких действий, начинаю сам его распаковывать. Рубашки, брюки, полосатые льняные подштанники и большой сафьяновый колпак из тех, в которых катаются на санках шестилетние мальчишки. В общем и целом запас одежды на три дня и никакого подарка на память. Ни за что не подумаешь, что человек получил наследство.

— Что ж, — разложив вещи по полкам в шкафу, я нарушаю молчание, — так, пожалуй, сойдет.

— Здесь водятся скорпионы? — спрашивает он.

— Скорпионы… здесь? Насколько мне известно, нет.

— Тогда мне тут понравится.

Устроившись на краю кровати, он в задумчивости бьет пару раз кулаком по матрасу.

— А где вы спите, Эктор?

Впервые он обращается ко мне по имени.

— Наверху. В мансарде.

— А, понятно. Пора ложиться?

— Вы можете спать, когда пожелаете. На этот счет у нас нет правил.

— Ясно. — Он робко улыбается. — Тогда, Эктор, вы должны знать, что я никогда не ложусь, если со мной не посидят. Это очень легко, пожалуйста, поверьте мне. Вам не обязательно что-то говорить. Если уж на то пошло, лучше, если вы будете молчать. И, пожалуйста, не надо мне читать, потому что от этого я начинаю вертеться. Все, что нужно, — это посидеть рядом, и я сразу усну.

Мне даже в голову не приходит возражать. Моя рука уже придвигает кресло.

— А месье Тепак тоже сидел с вами? — спрашиваю я.

— Ну, конечно. Иногда Агата, но у нее кости скрипят, а кость ведь не попросишь замолчать, а если попросишь, то это все равно не поможет.

— Пожалуй, вы правы.

— Но вы же еще молодой, — весело замечает он. — Вы-то наверняка не скрипите.

— Нет. — Стараясь не издать ни звука, я опускаюсь в кресло. — Я постараюсь не скрипеть.

Некоторое время мы сидим, молча глядя друг на друга.

— Может, вы приготовитесь ко сну… — начинаю я.

— О! — Он оглядывает свой костюм, ранее принадлежавший убитому. — Вы правы. Ну-ка…

Он неумелым рывком пытается снять сапог. Еще рывок — опять неудачный, — и он мгновенно приходит в полную растерянность. Теперь, когда я вспоминаю эту сцену, то больше всего поражаюсь отсутствию всяких колебаний с моей стороны. Дело в том, что я бросаюсь к нему. С совершенно конкретной целью — опуститься перед ним на колени и стянуть эти несчастные сапоги. Но меня останавливает надтреснутое тремоло. Оно исходит от дверей.

— Вот вы где! — восклицает Папаша Время.

Он вовсе не похож на человека, собирающегося ложиться спать. Напротив, одет как для прогулки. Даже жеваный галстук и старый сюртук выглядят так, словно знают — перед ними открываются новые возможности.