Скотт Макбейн - Искусство Игры

Профессор кивнул.

— Вы когда-нибудь видели эту шкатулку? — спросил Эндрю.

— Нет, — ответил профессор. — Полагают, она погибла свыше двухсот лет назад. У меня нет сомнений, что шкатулка была удивительной красоты. Чан — замечательный мастер, величайший в истории Китая.

Эндрю помолчал.

— Как по-вашему, что сказал император Канси мастеру Чану, получив шкатулку?

Старик профессор откинулся на спинку скамьи.

— Не знаю. Об этой встрече не осталось никаких свидетельств. И вообще очень странно, что она состоялась.

— В каком смысле?

Старик задумался.

— Император встречался с подданными всегда в присутствии множества придворных и стражи. Так предписывал дворцовый этикет. Однако относительно мастера Чана в записи сказано, что император призвал его в свои покои и они беседовали много часов с глазу на глаз. Это уникальный случай в китайской истории. Неудивительно, что содержание их беседы для всех осталось тайной.

— Но почему так случилось? О чем мог говорить величайший в мире правитель с простым ремесленником? Как вы думаете?

Профессор скрылся в доме и вскоре вернулся с небольшим чайником китайского хризантемового чая. Налил две чашки. Они подождали, пока осядут чаинки.

— Я полагаю, что они беседовали о шкатулке-головоломке, которую создал Чан, и о ее смысле. Уверен, что Чан сказал императору Канси удивительные слова.

— Удивительные слова?

— Да. Утверждение, что об этой беседе не осталось никаких свидетельств, не верно. Свидетельство оставил сам император Канси. Под хроникальной записью об аудиенции, данной мастеру Чану, он сделал приписку алыми чернилами. Нет сомнений, что иероглифы поставлены его рукой, ведь писать алыми чернилами тогда было позволено лишь императору.

— Что он написал?

— Он написал поразительные слова. И я думаю, его придворные очень желали бы стереть их. Разумеется, это было невозможно, поскольку внесение даже малейших изменений в написанное императором означало немедленную смерть. Запись с припиской императора сгинула в огне «культурной революции». Тогда воинствующие хулиганы погубили очень много реликвий из культурного и исторического наследия Китая. Но сохранились копии. Оригинал же из всех живущих ныне людей видели всего трое. Я и еще двое историков. Глубокие Старики.

— Так что же он написал?

— Император написал, что имел беседу с мастером Чаном, когда тот принес ему шкатулку удивительной красоты. О чем они беседовали, сказано не было, но император указал, что в конце аудиенции он повелел принести желтый шарф, на котором поставил большую печать империи, и повелел Чану надеть этот шарф. С тем мастер Чан и покинул зал Высшей Гармонии.

— Это все?

— Нет. Покинув императорский дворец, мастер Чан взошел на мраморный мостик. Оттуда он поклонился императору и оставил на перилах шарф, который затем возвратили к трону. Это было написано собственной рукой Канси. У меня нет причин не верить.

— Что это означает?

— Смысл ясен, — ответил профессор. — В беседе мастер Чан сказал императору нечто настолько глубокое, что тот предложил ему свою империю.

— И Чан отказался?

— Да.

Эндрю опять надолго задумался.

— Кем, собственно, был этот мастер Чан?

— Простым ремесленником, создававшим вещи поразительной красоты. Рожден в безвестности и неизвестно где умер.

— А что он был за человек?

— О его личности известно очень мало, но он определенно исповедовал философию даосизма. Еще вспоминают его скромность и доброту. Как искусный мастер и замечательный художник Чан мог нажить огромное богатство и снискать большую славу, но ему ничего этого не было нужно. Его природный дар не был замутнен материальными желаниями и устремлениями. Я представляю, что мастер Чан был таким, как учит дао, — «свободным от уз человеком, который шагал, как он хотел». Он прожил жизнь, следуя своим побуждениям, свободный от людского коварства, лжи и страстных влечений.

— А император Канси, каким был он? Наверное, о нем известно больше.

— О да, — улыбнулся профессор, — об этом выдающемся правителе сохранилось много документов. Он начал править в пятнадцать лет и сразу же осадил министров, считавших, что смогут им манипулировать. Участвовал во многих битвах, но всегда стремился к миру. Канси был просвещенный правитель, великий воин и государственный муж. Он понимал, что такое власть, и умел ею пользоваться.

— А какой религиозной доктрине он следовал? — спросил Эндрю, по-прежнему не понимая, что могло быть общего у императора с ремесленником.