Аллан Фолсом - День исповеди

— Мистер Аддисон! — резко прозвучал у него за спиной голос Фарела, и Гарри обернулся. — Я в самом начале встречи сказал вам, что меня интересует то, что вы еще не сказали. Интересует до сих пор. Как юрист, вы должны понимать, что целое может складываться из самых непримечательных кусочков. Из вещей, которые кажутся настолько незначительными, что люди попросту не обращают на них внимания.

— Я пересказал вам все слова моего брата.

— Это вы так утверждаете, мистер Аддисон. — Фарел прищурился, уставился в глаза Гарри и долго не отводил взгляда. — Меня уже окропила кровь кардинала. Я не хочу оказаться омытым и кровью Папы.

— Роскошно! Потрясающе! Я в отпаде! И что, он звонил? Нет, я вовсе не ожидал. А где он? Прячется?

Гарри стоял посреди комнаты и хохотал в голос. С телефоном в руке, без галстука, с расстегнутым воротничком рубашки и подвернутыми рукавами, без ботинок. В конце концов он был вынужден опереться на стоявший возле окна антикварный столик.

— Послушай, ему двадцать четыре года, он звезда, вот и пусть делает что хочет.

Попрощавшись, Гарри нажал кнопку отключения и положил телефон на стол, где лежали блокноты, распечатки полученных сообщений, огрызки карандашей, недоеденный сэндвич и несколько исписанных и скомканных листков. Интересно, когда он в прошлый раз смеялся или хотя бы испытывал желание смеяться? Но сейчас он насмеялся вдосталь и почувствовал себя после этого значительно лучше.

«Собака на Луне» оказалась перворазрядным хитом. Сорок восемь миллионов долларов за трое суток — пятницу, субботу и воскресенье, — что на шестнадцать миллионов превышало самые радужные надежды «Уорнер бразерс». Студийные компьютеры теперь прогнозировали сумму в двести пятьдесят с лишним миллионов. Что же касается сценариста и постановщика Хесуса Арройо, двадцатичетырехлетнего парня с восточной окраины Лос-Анджелеса (Гарри заприметил его шесть лет назад среди участников литературной школьной программы, организованной для подростков из неспокойных бедных районов, и непрерывно опекал все это время), то карьера его в результате вышла на всемирную орбиту. За каких-то три дня он сделался новым enfant terrible, перед которым открылась широкая дорога к процветанию. Впереди его ждали многомиллионные контракты на новые картины. Бесчисленные приглашения участвовать в самых популярных телевизионных ток-шоу. Но где же малыш Хесус находился сейчас? Развлекался на горных курортах в Вейле, или Аспене, или же на драгоценном побережье Монтекито? Нет. Он прятался!

Гарри снова расхохотался. Хесус, этот умный, властный и совершенно зрелый режиссер, в глубине души оставался все тем же робким провинциальным парнишкой. Потому-то в звездный час жизни его никто не мог найти. Ни журналисты, ни друзья, ни нынешняя подружка, ни даже его агент, с которым Гарри только что разговаривал. Никто на свете.

Кроме Гарри.

Гарри точно знал, где он находится. Хесус Арройо Мануэль Родригес — таково его полное имя — сейчас был в доме своих родителей на Эскуэла-стрит в Восточном Лос-Анджелесе. Со своей мамочкой, со своим отцом, продолжавшим работать сторожем в больнице, со своими родными и двоюродными братьями и сестрами, тетями и дядями.

Да, Гарри знал, где он находится, и мог позвонить ему, но не хотел этого делать. Пусть Хесус сам распоряжается своим временем, пусть побудет с семьей. Он все равно уже в курсе происходящего. Если захочет, сам свяжется с теми, с кем сочтет нужным. Пусть уж празднует свою победу по-своему, а всю прочую ерунду, включая поздравительный звонок от его юриста, оставит на потом. Бизнес еще не стал основным содержанием его жизни, как это давно уже случилось у Гарри и подавляющего большинства прочих, кто добился процветания в индустрии развлечений.

Когда вчера он пришел наконец в забронированный номер гостиницы, его уже ждало восемнадцать звонков, на которые надо было бы ответить. Но он не стал звонить никому, а лег в кровать и проспал пятнадцать часов подряд. Он был настолько измучен и морально, и физически, что сама мысль о делах казалась ему неприемлемой. Зато сегодня, после общения с Фарелом, работа принесла ему столь необходимое облегчение. Тем более что все, с кем он говорил, поздравляли его с потрясающим успехом «Собаки», восхищались блестящей будущностью Хесуса Арройо, деликатно сочувствовали ему в связи с пережитой личной трагедией, просили прощения за то, что заставляют его заниматься делами при таких-то обстоятельствах, и после всех этих продолжительных вступлений переходили к делам.