Эрин Келли: Он сказал / Она сказала

– В Корнуолле. Накануне того дня, как ты приехала.

Лора закрывает глаза, будто не в силах больше видеть меня. Безвольно опускаю руки в наручниках. Обручальное кольцо все в крови. Лора поворачивается спиной. Сердце обрывается, но в глубине души наряду со страхом и болью потери я чувствую облегчение.

ЛОРА

30 сентября 2015-го

Мы стоим плечом к плечу перед грязным зеркалом. Наши отражения, сталкиваясь взглядом, поспешно отводят глаза. Мы обе в черном. Так диктуют приличия; ни одну из нас не судят, но мы обе знаем, что в подобных делах всегда винят женщину.

Туалетные кабинки позади пусты, все двери открыты. В суде сказали бы, что тайна соблюдена. Следить за словами надо не только в комнате для дачи показаний.

Я кашляю. Звук отражается от стен, выложенных кафельной плиткой, и эхом улетает в коридор. Здесь множатся все звуки: стук казенных дверей, скрип тележек, заполненных тяжелыми папками. Высокие потолки ловят слова и, коверкая, сбрасывают вниз.

В здании суда все несоразмерно – огромные залы, открытые пространства. Так строят специально, чтобы человек ощущал себя маленьким и ничтожным по сравнению с всемогущей машиной правосудия и проникался значимостью каждого произнесенного под присягой слова.

Время и деньги тоже несоразмерны. Правосудие заглатывает золото. Свобода человека стоит десятки тысяч фунтов. На украшения Салли Балкомб, сидящей в зале, можно купить небольшую квартиру в Лондоне. Даже кожа, которой обтянуто судейское кресло, источает запах денег.

Но в туалете все равны. Здесь, например, не работает слив, нет мыла и не закрываются дверцы. Вдобавок ко всему подтекают бачки, отчего тихо говорить невозможно. Если бы мне вдруг захотелось что-то сказать, пришлось бы кричать.

Рассматриваю отражение с головы до ног. Покрой платья скрывает изгибы фигуры. Я собрала волосы – длинные, блестящие (первое, что привлекло во мне Кита; он сказал, что заметил бы их в полной темноте) – в низкий пучок. Мы обе смотримся… тихонями. Нас не узнать в тех девушках с фестиваля, которые разрисовывали тела золотой краской, чтобы петь и танцевать в лунной ночи. Обе ушли безвозвратно, каждая своим путем.

Снаружи хлопнула дверь, и мы вздрогнули. До меня вдруг доходит: она тоже на нервах. Отражение закрывает глаза и задает безмолвные вопросы – слишком значительные, слишком опасные, чтобы произнести их вслух.

Как мы дошли до такого?

Как мы здесь оказались?

Чем все это закончится?

ЛОРА

28 сентября 2015-го

Сегодня ночью будет кровавая луна – затмение наоборот. Земля пройдет между Луной и Солнцем. В три часа ночи свет, проходящий через атмосферу Земли, превратит наш спутник в ржаво-красный шар. В камере Кита в Белмарше нет окон. Он посмотрит лунное затмение только в том случае, если двенадцать присяжных решат, что он невиновен.

– Что-то мне не по себе.

Впервые Лин не пытается утешить меня какими-то банальностями, а просто отвечает:

– Мне тоже.

Сую запястья под кран с холодной водой. Мы стоим в женском туалете в Центральном уголовном суде, известном больше как Олд-Бейли. На профессиональном сленге его называют просто Бейли, а я уже чувствую себя опытным свидетелем.

Мы забрались высоко во всех смыслах: двенадцатый зал на верхнем этаже – восемьдесят девять ступеней. Здесь нет внутреннего двора, где толкутся зеваки и журналисты, тут не столкнешься по случайности с участником процесса. Места для публики – где я и сижу, потому что мое представление окончено, – отделены от зала, где проходит разбирательство. Неважно, кто ты и что для тебя значит весь процесс, – никто тебя не пригласит присесть поближе. Здесь все совсем не так, как в Труро. Гораздо строже. Нельзя даже принести бутылку с водой. У меня во рту пересохло, язык шершавый, как наждачка. Жадно глотаю воду прямо из-под крана.

– Лора, вода тут не очень…

Она права, на вкус – как железо. Сплевываю.

– Сколько уже присяжные заседают?

Лин смотрит на часы, как будто я не спрашивала то же самое тридцать секунд назад.

– Три часа.

– Сегодня, наверное, не успеют. Позвоню-ка я домой.

Легко сказать. В Бейли не разрешают проносить с собой телефоны. У них даже нет специального места, куда их можно сдать. Мне пришлось оставить трубку в кафе через дорогу. Теперь нужно спуститься, миновать охрану, перейти на противоположную сторону, а после звонка проделать все то же самое в обратном порядке.