Ричард Хайнс - Хамелеон

Он искоса взглянул на Викторию и осмелился пойти дальше:

— Жаль, что для тебя в моем будущем нет места.

Виктория улыбнулась.

— Даже когда мы были вместе, в твоем будущем не было места для меня. Все твои помыслы были только о том, как сделаться повелителем финансовой вселенной.

— Увы, ты права. Однако с тех пор, а особенно за последние несколько недель, многое изменилось. Когда это произошло, я довольно быстро понял, что на самом деле хотел не этого, хотя столько лет и убеждал себя в обратном.

— Рада слышать это, Джонни. Ты даже не представляешь себе, как я рада, что ты здесь. К тому же…

Виктория осеклась, и Джон увидел слезы у нее на глазах.

— Виктория, в чем дело? До сих пор говорил только я. Теперь настала твоя очередь. Выкладывай.

Она покачала головой.

— Потом. Обещаю. А сейчас почему бы тебе не насладиться прогулкой верхом в одиночестве, как это бывало прежде, а я тем временем вернусь назад и приготовлюсь к началу столпотворения. Помнится, раньше ты очень любил объезжать наше поместье.

— Ты уверена? Я могу прогуляться и в другой раз.

— Когда? Ты ведь завтра уже уезжаешь. Честное слово, Джон, все в порядке. Увидимся дома.

Прежде чем Джон успел что-либо возразить, Виктория развернула коня и ускакала прочь.

Филлипс стоял на месте, пока она не скрылась среди деревьев. Он думал о том, чем могли бы закончиться их отношения, если бы он ее не упустил. Хотя Виктория была на год моложе его, они окончили Кембридж вместе, она — факультет современной истории, а он — аспирантуру по курсу экономики. В Лондоне Джона быстро затянула стремительная жизнь преуспевающего маклера фондовой биржи, а Виктория проработала два года на аукционе «Кристи», специализируясь на современном искусстве. Она снимала квартиру на Олд-Бромптон-роуд в Южном Кенсингтоне вместе с несколькими подругами. На выходные они с Джоном уезжали из Лондона, часто бывали в Стэнфорд-Холле. Как только Филлипс получил возможность тратить больше денег, они стали выезжать за границу, зимой катались на горных лыжах, а летом загорали на море.

Когда Джон перебрался в Нью-Йорк, Виктория подумывала о том, чтобы присоединиться к нему. Они какое-то время летали друг к другу, первые месяцы проводили вместе по несколько дней подряд, затем эти поездки становились все более редкими.

Виктория ушла из «Кристи» и устроилась в художественную галерею, расположенную неподалеку от Баркли-сквер, в престижном Мейфэре, на модной Маунт-стрит. Однако в связи с застоем на рынке искусства галерея разорилась. Примерно в это же время от рака умерла мать Виктории. Ее смерть тяжело отразилась на всей семье. Леди Коларвон обладала аристократической красотой. Ее поразительное внешнее сходство с дочерью многим казалось чем-то загадочным. Подобно многим представителям своего поколения, она была очень экономной и практичной — прямое следствие суровых послевоенных лет в Британии. Волевая, интеллигентная, независимая, она являлась стержнем семьи. Ее смерть, последовавшая всего через несколько месяцев после вынесения диагноза, повергла семью в шок.

Энди и Виктория попытались скрыться от скорби в быстром водовороте лондонской жизни, помогая себе в этом обильным употреблением спиртного и наркотиков, а сам граф, стараясь отвлечься от горечи утраты, нашел утешение в азартных играх. Он так и не оправился от удара. Видя все это, Виктория взяла себя в руки и стала все больше времени проводить в поместье, скрашивая отцу одиночество и помогая вести хозяйство.

Все это время Джона не было рядом, о чем он теперь сожалел. Филлипс обратил внимание, что портрет покойной графини, который граф заказал, услышав о ее неизлечимой болезни, по-прежнему висел на самом торжественном месте над парадной лестницей. По всему дому были развешаны ее фотографии в серебряных рамках. Только сейчас Джон осознал, как он помог бы Виктории, если бы в этот тяжелый период ее жизни продолжал регулярно видеться с ней.

Но прошел год, затем второй. Джон услышал о том, что Виктория помолвлена, затем помолвка расстроилась. Потом последовала другая подобная история, которая также закончилась ничем. После этого он полностью потерял Викторию из вида, но не забыл время, проведенное вместе с ней.

Джон понимал, насколько безответственно втягивать кого бы то ни было в свои нынешние проблемы, особенно если речь шла о человеке, который не был ему безразличен, и все же он испытывал непреодолимое желание открыть Виктории свои самые сокровенные мысли. Может быть, когда-нибудь он сможет это сделать, но только не сегодня. Сейчас Джон не мог позволить воспоминаниям и чувствам, которые накатывались на него волнами ностальгии, притупить ярость и затуманить взор.