Виктор Пронин - Ошибка в объекте

— Точно никого?! — Николай поднялся, его бросило в сторону, но он удержался на ногах, тяжело прошел к занавеске и с силой отдернул ее. В комнатке действительно никого не было. — Ладно, — проговорил Николай, возвращаясь на место. — Пусть так, пусть никого… Я, правда, не заглядывал под кровать, а наверно, стоило бы, а? — Он посмотрел тестю в глаза, будто хотел уличить того во лжи. — Ладно, сделаем вид, что поверили… Так, говоришь, не ездить больше? Другими словами, убирайся, Коля, ко всем чертям… Я правильно понял?

— Правильно, — кивнул старик. — Все как есть правильно, — лицо его оставалось неподвижным. Видно было, как нелегко давались ему эти слова, не привык он так разговаривать с людьми.

— Ну что ж, батя… — на губах Николая блуждала благодушная пьяная улыбка. — Другой бы плакал, что теряет такого вот родственника, такого прекрасного самогонщика, а я нет, я человек простой… Мне сказано, я — сделано… Верно? Ну ладно, не будем… Расстанемся или сделаем вид… В общем, как самые близкие родственники… Ты не против? Ну, тогда, будь добр, угости напоследок моченым яблочком, я знаю, у тебя всегда есть моченые яблочки… тут в бутылочке кой-чего осталось, выпьем на посошок, а?

— Ну что ж, — вздохнул старик, — коли так… Пусть по-твоему… — Он поднялся, на ходу снял с гвоздя шапку и, пригнувшись, вышел. В окно видно было, как старик под мелким осенним дождем побежал к сараю.

— Вот такушки, — удовлетворенно проговорил Николай.

Быстро пройдя во вторую комнату, он открыл платяной шкаф, просунул руку вглубь и, нащупав в темноте вытертое стариковское пальто, скользнул пальцами во внутренний карман — еще по прошлому приезду Николай знал, что там старик хранит деньги. И сейчас они оказались на месте — плотный сверток размером с пачку сигарет. Николай сунул его в карман, закрыл шкаф, осмотрелся — не осталось ли следов, вышел из комнаты, попридержал занавеску, чтобы не колыхалась, и только тогда позволил себе взглянуть в окно — старик закрывал дверцу сарая. В руке он держал небольшую мисочку с мочеными яблоками — они светились теплым летним светом. Николай сел за стол, подпер щеки кулаками и застыл. Дескать, сидел он вот так все это время и, не приди старик с яблоками, сидел бы до вечера. Тесть уже поставил яблоки на стол, сам сел напротив, а он все смотрел в стол, как бы не замечая ничего вокруг. И лишь когда старик взял бутылку, вроде очнулся.

— О! — оживился Николай. — Ну, давай, батя, на прощание… Не поминай лихом, нехорошо родственников поминать лихом, даже таких, как я… Давай! — и Николай выпил.

А тесть вдруг прослезился, начал вытирать ладонью глаза. Полез за платком, отряхнул его от табачных крошек, снова сунул в карман…

— Ты уж, Коля, того… Жизнь, она ведь, сам понимаешь… Не всегда как хочется…

— Ладно, батя, замнем для ясности. Эх, прости-прощай, село родное… В края дальние пойдет молодец…

— Послушай, у тебя как… В общем, ты извини, конечно, может, я не то говорю, но у тебя как с деньгами-то? А то ведь мне, старику, немного надо, могу подсобить? А?

— Да не мешало бы, — ответил Николай, но тут же, увидев, что старик направляется к маленькой комнатке, спохватился. — Не надо! — решительно сказал он. — Спасибо на добром слове, но не надо. Хватит и того, что пацан мой у вас живет… Не надо! — Николай остановил опять рванувшегося в комнату старика. — Есть деньги. С меня хватит. И провожать не надо. Сам доберусь. Дорогу знаю. В километре трасса — подвезут. Счастливо, батя!

Николай тоже растрогался, на глаза навернулись слезы, он искренне обнял старика, почувствовав и слабые его плечи, и тщедушность. И подумалось — а ведь недолго протянет, последний раз старика вижу…

— Екатерине Степановне поклон, скажи, что, мол, торопился, да и пацану объясни что-нибудь…

Во дворе Николай обернулся на прильнувшего к окну тестя, махнул рукой, растроганно махнул, будто от сердца отрывал.

Шагая по селу, Николай чувствовал растущее беспокойство, что-то мешало ему радоваться удаче. И даже хмель, который, казалось бы, должен придать уверенности, не действовал. Николай попытался понять, что с ним, откуда это беспокойство. И наконец догадался — оно исходило из тугого пакета в газетной обертке и мешало относиться к себе с восхищением, несмотря на то, что он так ловко облапошил занудливого старика. Надо было выкинуть нечто такое, что вернуло бы ему обычное отношение к самому себе… Николай оглянулся и увидел синее пятно почтовой вывески — он как раз проходил мимо почты. Отправить матери телеграмму? А что ей сказать? Что он жив-здоров? Глупо. Может, Сухову отбить пару теплых слов? Еще глупее. И тут Николай вспомнил о той трешке, которую дал ему на дорогу милиционер со станции. «Долги надо платить», — несколько раз повторил он где-то слышанные слова.