Виктор Пронин - Ошибка в объекте

— Давно поменяли работу? — спросил Демин напропалую.

— Да не то чтобы поменял… Перевели.

— Повышение?

— Да, можно и так сказать… Уже больше года.

— Спокойней стало?

— Не сравнить! Ни тебе нервотрепки, ни беготни…

— Понятно. Подойдите к столу. Вот несколько портретов. Посмотрите, нет ли здесь человека, которого вы знаете, видели, встречали?

— Как же нету, вот он! — короткий палец Мисюка твердо уперся прямо в переносицу Нефедова.

— Где вы его видели?— задавал Демин вопрос для протокола.

— Приходит, главное, около недели назад, ведет себя по-хамски, спрашивает… Слушай, говорит… И… нехорошее слово сказал. Кочерыжкой обозвал,— Мисюк склонил голову набок и пристально посмотрел Демину в глаза — осознал ли тот оскорбительность этого слова.— Дергачев, говорит, нужен. А тот уже год, как съехал. Вернее, я его съехал. Он несколько раз возвращался за вещами, потолковали, то-се… Так я узнал его новый адрес. На частный дом, говорит, съехал, к старику одному. Я все это длинному выложил. Не стал таить, чтобы… Чтобы не связываться.

Произнести такое количество слов для Мисюка было нелегким делом — он вынул большой платок, видимо, специально прихваченный для напряженной беседы со следователем, вытер лоб и преданно посмотрел на Демина. Давайте, мол, я готов, что вас еще интересует?

— В котором часу он приходил?

— Утром. Часов в десять. Ох, чреватый человек! Все глазками поигрывает, поигрывает, чтоб, значит, понял я, какой он опасный. А мне чего — я дома. У меня кочерга в углу. Вот она, под рукой. Ткнись. Нет, ты попробуй, ткнись! — Мисюк, кажется, до сих пор отвечал Нефедову на оскорбление.

— Как он был одет?

— Куртка, синие штаны, шарф…

— Шарф?

— А как же! Пижонский такой, длинный, вокруг шеи завернутый… Не подступись!

— Цвет?

— Это… Зеленый Да, зеленый.

«Ну вот, уважаемый,— мысленно обратился Демин к Нефедову.— Дела, как видишь, не стоят на месте. Оказывается, шарфик-то у тебя зелененький. Это, конечно, еще ни о чем не говорит, у Жигунова вот тоже нашелся зеленый шарф… Посмотрим, что скажут эксперты, чей шарф в родственных отношениях с теми двумя ворсинками на заборе…»

— Каким он вам показался?— спросил Демин у замершего в ожидании следующих вопросов Мисюка.

— Хам — он и есть хам. Наглец.

— Это ваше личное к нему отношение. Он вам не понравился. А теперь постарайтесь забыть об этом. На время! — Демин успокаивающе поднял руку, почувствовав, что Мисюк сейчас начнет заверять, что оскорблений никогда не забудет.— Каким он вам показался? Голодным? Злым? Нетерпеливым? Постарайтесь припомнить.

— Скорее усталым, я так думаю. Он очень огорчился, что не нашел Дергачева. Даже растерялся, начал расспрашивать, где можно того найти…

— Как вы думаете, зачем он искал Дергачева?

— А черт его знает!

— Нет-нет, подождите. Я не спрашиваю, как было на самом деле, этого вы не знаете. Я спрашиваю о другом — как вам показалось? Он хотел за что-то его наказать или мечтал броситься в объятия Дергачеву, соскучился, например… Или от кого-то привет привез? Как показалось?

— Показалось? — охотно подхватил Мисюк.— Сейчас скажу, одну минутку… Значит, так, подходит, стучит, кочерыжкой обзывает, а потом спрашивает…— Мисюк остановившимся взглядом уставился в стенку, пытаясь восстановить образ обидчика.— Это… Я думаю, он без зла спрашивал о Дергачеве. Спросил будто о приятеле, так примерно.

Взглянув на Нефедову, Демин отметил про себя ее широкий, какой-то мужской, хозяйский шаг, манеру смотреть на собеседника как бы чуть со стороны, сверху, вскинув бровь. Из пяти пальцев руки Нефедова, кажется, пользовалась только тремя, изысканно отбросив мизинец и безымянный в сторону, словно боясь запачкаться. И еще золото. На пальцах, в ушах, на шее. Хотя знала, куда ехала, что не вечерний спектакль ее ожидает. Может быть, она рассчитывала дать утренний спектакль? То ли недостаток образования, то ли избыток самоуверенности, а может, и то и другое создавали ощущение вульгарности. В Нефедовой чувствовалась готовность говорить о чем угодно, не очень стараясь при этом быть честной. Да, подумал Демин, была у нее другая жизнь. Впрочем, не исключено, что она одновременно живет не одной жизнью.

— Где ваш сын, Лидия Геннадиевна?

— Сын? Один остался дома. Спит. Вы его имеете в виду?

— Нет, я говорю о вашем старшем сыне, Сергее.

— Могу ли я знать, чем вызван ваш интерес к нему?

— Вы, очевидно, слышали о пожаре?