Виктор Пронин - Ошибка в объекте

— Выясню, доложу.— заверил Демин.— Все?

— Вот это,— Гольцов положил на стол лист бумаги,— описание прошлой ночи Борисихиной. Очень, на мой взгляд, показательная ночка у нее была. Наводит на размышления.

— Кстати,— скромно добавил Пичугин,— она сидит в коридоре. Ждет, пока ее примет товарищ следователь.

— Неужели доставили? — обрадовался Демин.— Ну, вы даете! Задолжал я вам, ребята, задолжал.

— Мы тоже так считаем,— сказал Гольцов, поднимаясь.— Ты пока побеседуй с девушкой, с ней приятно беседовать. У нее все в порядке за небольшим исключением…

— Каким?

— Выпить ей хочется, время опохмелки наступило. Ты не очень задерживай ее, мается девочка. Если нам повезет, ты сегодня и с ее мужем потолкуешь. Не против?

— Но тогда мне с вами вообще не расплатиться!

— Об этом поговорим в неофициальной обстановке,— ухмыльнулся тощий, с резкими движениями Гольцов и вышел из кабинета.

Вслед за ним вышел и Пичугин. В дверях он оглянулся и показал глазами в коридор, дескать, там есть кое-что для тебя.

Демин внимательно прочитал рапорт о ночных похождениях Борисихиной и, подколов его в дело, выглянул в коридор. Прямо у его двери сидела красивая молодая женщина со светлыми волосами и твердым взглядом, сидела, закинув ногу на ногу и перебросив через плечо сумку на длинном ремне.

— Заставляете ждать, товарищ начальник,— сказала она.— Нехорошо. Журнальчик бы какой дали из следственной практики… И время бы скоротала, и образование свое повысила, подковалась бы перед допросом.

— Виноват,— Демин развел руками.— Буду исправляться.

— Что-то больно охотно вы свою вину признали… Настораживает столь быстрое раскаяние,— она улыбнулась.

«Действительно, красивая девушка, и улыбка красивая,— подумал Демин.— Может, напутали ребята? Нет, не должны…» Пропустив Борисихину в кабинет, он плотно закрыл дверь.

— У нас тут жарко, раздевайтесь.

— Как вы сказали?

— Я предложил вам раздеться.

— Что?! — с преувеличенным ужасом спросила Борисихина.— И это вы предлагаете мне? Прямо здесь?!

Демин улыбнулся понимающе, прошел за стол, сел.

— Ну как? — спросил он.— Вы уже оправились от смущения?

— Знаете, я оправилась от смущения лет десять тому назад. К большому моему сожалению.

— Возможно, оно еще вернется к вам.

— Смущение? Дай Бог… Хотя поверить в это трудно. Я, например, не верю. А хотелось бы…

— Если есть желание, можно постараться вернуть, только потребуется…

— Стоп!— Борисихина подняла руку, останавливая Демина.— Не надо. Все, что вы мне сейчас скажете, я слышу каждый день от своего мужа. Давайте к делу.

— Ну что ж, будем считать, что разминка закончилась. Меня интересует ваш вчерашний день.

— Это, наверно, в связи с пожаром? Должна вас огорчить… Ничего не помню. О событиях в доме Жигунова особенно. Жестокая публика там собирается, скажу я вам… Как поднесли мне стаканчик, причем проследили, чтоб я не сачканула… Так я и с копыт… Поэтому сейчас единственное мое желание — для поправки здоровья… А?

— К сожалению, не держим. Запрещено.

— Жаль! — искренне огорчилась Борисихина.— Говорят, Дергачев сгорел, это верно?

— Да, Дергачев погиб.

— Последний раз, значит, выпивал… Жаль, что я ничего не помню. Хоть посмотреть, какая бывает последняя пьянка у человека.

— Ничего особенного,— сказал Демин.— Можете мне поверить.

— Да, наверно, вы правы… Но я в самом деле ничего не помню.

— Не будем торопиться. Вы были вчера в доме Жигунова? Были. Зачем вы туда ходили?

— Вас интересуют мои личные дела? Выпивала с ребятами. Похоже, перебрала маленько. Ошибка вышла.

— Ну, с ребятами — это, наверно, слишком смело сказано… Некоторым из этих ребят под семьдесят.

— Вы имеете в виду старого Жигунова? Возможно, ему под семьдесят. Но, знаете, как относиться к ребятам, чего от них хотеть… Старый Жигунов вполне годился для хорошего застолья. Похлеще молодых лакал.

— Кто был, кроме вас?

— Постараюсь восстановить… Сам Жигунов — это раз. Его сынок. Это два. Я была. Потом эти… Дергачевы. Квартиранты… Вот и все.

— Подумайте, Борисихина, подумайте.

— Да! Чуть не забыла, его и немудрено забыть — был какой-то хмырь с голубенькими глазками. Точно. Он сидел у печи, то ли промерз, то ли простуженный… А может, от скромности. Такое тоже бывает. Но когда стакан подносили, не отказывался. Даже в магазин помню, мотанулся. Справился, все принес. Путем.

— Кто еще?

— Вроде все. Не знаю, на кого вы намекаете.