Сара Рейн - Темное разделение

Они стояли рядом с чем-то, напоминающим старый колодец, я смогла разглядеть низкий кирпичный парапет и квадратную крышку, и ворот, с помощью которого опускалось ведро.

Я посмотрела на все это и вдруг увидела, что внизу, какой-то кучей вздымаясь на черных камнях парапета, лежала грузная человеческая фигура.

Я спросила:

— Кто это?

Робин взглянула мне прямо в глаза.

— Один из торговцев детьми, — сказала она.

Из дневника Шарлотты Квинтон

продолжение

Дети связали его по рукам и ногам и заткнули рот грязной тряпкой, чтобы он не мог заговорить и позвать на помощь, но даже со своего места я могла разглядеть его маленькие злые глазки, которые горели ожесточенной злобой, и толстую грубую кожу. Я вспомнила, как Робин назвала торговцев детьми «свиньями», и убедилась, каким подходящим было это слово.

Мне трудно об этом рассказывать (даже сейчас, когда я пишу эти страницы в своей старой спальне — в доме, где я выросла, где я чувствую себя в безопасности и где мне никто не мешает). От детей исходила атмосфера чрезвычайно холодной, безжалостной и неумолимой угрозы. Их было всего десять — наконец я их сосчитала, — и, хотя трудно было определить, какого пола они были, из-за короткой стрижки и бесформенной одежды, я почти точно определила — там было четыре мальчика и шесть девочек, включая Робин. Большинству из них на вид было не больше восьми или девяти лет, но теперь я думаю, что некоторые из них были постарше. Пища, которую они получали в работном доме, не способствовала быстрому развитию и росту. («Ешь овощи, Шарлотта, и ешь хлебные корки, иначе ты никогда не вырастешь сильной и здоровой…» Поразительно, когда советы, что давали в детстве» оказываются правдой.)

Когда мы вошли во внутренний двор, дети обернулись и посмотрели вопросительно, а некоторые даже свирепо (Мэйзи застыла в дверях; когда она была испугана, она как будто вся сжималась, словно хотела стать невидимой), но Робин сказала:

— Все в порядке. Это друг, и она хочет помочь. Я ей верю. — Подразумевалось: лучше и вы верьте ей. — И она поклялась никогда не рассказывать о том, что видела.

(Думаю, что пара мальчиков по-прежнему глядела на нас с подозрением; ясно было, что не для всех троекратно произнесенная клятва являлась надежной гарантией, но Робин сказала это так авторитетно, что никто не посмел ей возразить. За что я была глубоко благодарна.)

Мальчик, который был на вид старшим, с копной волос соломенного цвета, сказал:

— Все готовы, — и я услышала в его голосе небольшой акцент. Возможно, восточноевропейский. Он казался заводилой, лидером или, по крайней мере, оратором, и по контрасту со светлыми волосами у него были черные, злые глаза. Я представила, как он заставляет детей сражаться против жестокого режима, и даже призывает их к маленькому бунту.

— Он готов? — спросила Робин, и мальчик с соломенными волосами жестоко пнул пленника под ребро.

Мужчина вздрогнул от боли и попытался откатиться в сторону.

— Он готов, — сказал мальчик презрительно.

Я спросила:

— Что вы хотите с ним сделать?

— Он должен быть наказан, — сказал мальчик, уставившись на меня. — И тогда остальные, увидев, что с ним случилось, больше сюда не придут.

Он обернулся к Робин:

— Ты уверена, что ей можно доверять? — Он подозрительно покосился на меня.

— Да, говорю тебе.

Странно, но я почувствовала благодарность за такое безоговорочное доверие со стороны Робин и осталась на своем месте, решив ни в коем случае не вмешиваться в происходящее.

Робин уже стояла среди других детей, она пристально смотрела на распростертого на земле человека.

— Ты один из свиней, — сказала она. — Я знаю это, потому что видела тебя уже. Ты один из людей Данси. Мэтта Данси.

При звуке этого имени дети поежились, а младшая девочка боязливо оглянулась через плечо, как будто за ней кто-то следил из тени деревьев. Так я впервые услышала имя Мэтта Данси и мгновенно возненавидела его.

— Мы все видели тебя с ним, — сказала Робин. — Все мы, и Энтони видел тебя. Ты забрал его маленькую сестру.

Я поняла, что Энтони — это черноглазый мальчуган с соломенными волосами. Он сказал:

— Она спряталась от тебя той ночью. Она спряталась под кроватью, сжалась в комочек и пыталась стать маленькой, такой маленькой, чтобы вы не заметили ее, и она молилась, чтобы вы не нашли ее.

— Я слышала, как она молилась, — сказала маленькая девочка, которая казалась такой испуганной. — Она говорила шепотом, но я расслышала — «Добрый Иисус, кроткий и нежный, присмотри за мной, малым дитя».