Сара Рейн: Темное разделение

— Мне очень понравились ваши работы, — сказал он. — Хотя признаюсь, от некоторых из них становится не по себе.

— Например, этот снимок — с круглым окном и деревом, напоминающим виселицу?

— Да. Но мне нравится то, как вы подмечаете во всем темную сторону и подчеркиваете ее какой-то образной деталью — веткой дерева, стулом или тенью.

Гарри отметил, что ей понравились его слова.

— Да, я всегда стараюсь найти эту темную сторону.

— Темная сторона есть почти во всем, разве нет?

Она посмотрела на него, словно пытаясь понять, не смеется ли он над ней. Убедившись, что он серьезен, она ответила:

— Действительно почти во всем, правда? Меня это очень увлекает — находить эту темноту.

— Могу я еще раз посмотреть фотографии? Только на этот раз — с вашими комментариями.

— Да, конечно. Подождите минутку, я наполню ваш бокал.

Она спрыгнула с подоконника. Никакой особой грации, но смотреть на нее было в высшей степени приятно, и Гарри неожиданно задумался: не унаследовала ли она от своей матери то, о чем давеча с такой задумчивостью вспоминал Маркович?

Они вместе прошлись вдоль ряда застекленных снимков.

— Мне нравится противопоставлять друг другу ухоженные и заброшенные пейзажи, — говорила Симона. — Когда я делала эту серию для…

— Национального Треста против брошенных домов.

— Да-да, точно. Когда я работала над ней, самые ветхие здания я приберегла напоследок. Это как в детстве, когда сначала съедаешь корочку с фруктового пирога и оставляешь мягкий кусочек с фруктами напоследок. Вот это — замок в графстве Поуис. Одна из старинных пограничных башен, некоторые ее фрагменты практически не изменились с четырнадцатого века. Очень красивый замок, правда? Разрушенный, но изумительно разрушенный, руины очень хорошо сохранились, в них словно навеки застыла частица прошлого.

— А этот снимок вы решили ему противопоставить.

Ему показалось, что она на мгновение замешкалась, прежде чем ответить:

— Это замок семнадцатого или восемнадцатого века. Он символизирует умирающее прошлое — здание было заброшено на долгие годы, по сути, оно уже почти полностью сгнило. Должна вам признаться, этот снимок я включила в экспозицию из тщеславия — я сделала его, когда мне было лет двенадцать, своим самым первым фотоаппаратом, и он просто вызывает у меня сентиментальные чувства. В целом он достаточно неплох, и я решила включить его в качестве противоположности предыдущему.

— Да, он достаточно хорош. Где это? — спросил Гарри, наклоняясь ближе, чтобы прочесть подпись.

— Его называют Мортмэйн-хаус, — ответила Симона. — Он расположен на границе Шропшира — западная граница, где Англия переходит в Уэльс. Я жила там в детстве.

— Мортмэйн… Это переводится как «мертвая рука»?

— Да. В Средние века люди передавали землю церкви, чтобы после их смерти детям не пришлось платить феодальные пошлины. А потом наследники забирали землю обратно. Своего рода афера, которую впоследствии раскрыли, и был издан закон, пресекающий подобные случаи, — его называют «Законом мертвой руки». Я не слишком много говорю?

— Нет-нет, продолжайте, это очень интересно. Он напоминает, — сказал Гарри, внимательно рассматривая место, которое Симона назвала Мортмэйн-хаус, — замок из классического фильма ужасов.

— Похож, правда? — Она сказала это немного более беспечно, чем следовало. — Но я ничего не преувеличила. Он действительно выглядит именно так.

— Наверное, он наполнен тенями и кошмарами.

— Кошмар — понятие субъективное, не так ли? У каждого из нас есть свой кошмар.

Гарри взглянул на нее сверху вниз. Ее макушка была на уровне его плеча. Он сказал:

— Боже мой, я бы и в ореховой скорлупе считал себя властелином необъятного пространства, если б только не дурные сны [3] В. Шекспир. Трагедия о Гамлете, принце Датском. Акт И. Сцена 2. Перевод К. К. Романова. .

— Да. Да . — Она улыбнулась, словно ей было приятно видеть, что он понимает.

Интересно, подумал Гарри, а если бы я сейчас сказал ей: «У каждого из нас есть свой кошмар, но вы, дорогая моя, не знаете, что я пришел сюда, чтобы повернуть время назад, чтобы найти тропинку в ваше прошлое…»

Разумеется, он не сказал этого вслух. Никогда не снимай маску. Только если это вопрос жизни и смерти.

Вместо этого он спросил:

— Умение видеть в жизни темные стороны — это ваша отличительная черта?

Симона надеялась, что она не слишком много наговорила этому журналисту из «Глашатая» про темноту, Мортмэйн-хаус и все такое. Но ей казалось, что он все понимает — ведь он вспомнил эту цитату про ночные кошмары. Его интерес казался искренним.