Дэвид Пис - 1977. Кошмар Чапелтауна

– Я и старший следователь Джобсон также будем принимать участие в данном расследовании.

Клянусь, я слышу вздохи.

Олдман оборачивается:

– Пит?

Начальник уголовного розыска Ноубл снова делает шаг вперед.

– Я хочу, чтобы вы прощупали каждого черномазого холостяка младше тридцати лет. Мне нужны имена. Какой-то умник сказал, что наш дружок ненавидит женщин – это неожиданное открытие надо поместить на первую полосу всех газет.

Смех в аудитории.

– Ладно, значит, давайте проверим заодно и всех голубых, черт их дери. То же самое касается наших постоянных клиентов – проституток и сутенеров. Мне нужны имена, я хочу, чтобы они были у меня не позже пяти часов вечера. Спецназ проведет облаву. Дамочек отправим в Квинс, остальных – сюда.

Тишина.

– И достаньте мне Стивена Бартона. Сегодня.

Я грызу ногти. Я хочу уйти.

– Так что позвоните домой, предупредите, что вернетесь поздно. ПОТОМУ ЧТО ВСЕ ЭТО ЗАКОНЧИТСЯ ЗДЕСЬ И СЕГОДНЯ.

Одна мысль: Дженис.

Прямиком через всю эту свалку, прочь из комнаты, вдоль по коридору, Эллис застрял в другом конце, кричит мне что-то вслед.

Звонок из автомата у столовой – никто не отвечает. Я швыряю трубку как раз в тот момент, когда он появляется рядом со мной.

– Куда это ты, блин, собрался?

– Давай, поехали, пора за дело, – я снова прибавляю шагу, вниз по лестнице и прочь из участка.

– Я хочу за руль, – ноет он позади.

– А хрен.

Педаль в пол, пролетаю через центр обратно к Чапелтауну, рация все еще бьет в набат.

Эллис потирает руки, говоря:

– С паршивой овцы хоть шерсти клок: по крайней мере, нам заплатят приличные сверхурочные.

– Если только профсоюз не проголосует за возобновление запрета на ненормированный рабочий день, – бормочу я, думая: мне надо как-то от него избавиться.

– Кто хочет перерабатывать – ради бога.

– Когда приедем на место, нам лучше разделиться, – говорю я.

– На какое место?

– Спенсер Плейс, – отвечаю я, думая: неужели он и впрямь такой тупой, каким кажется?

– Зачем?

Мне хочется дать по тормозам и вышвырнуть его из машины, но вместо этого я улыбаюсь и говорю:

– Чтобы пресечь херню в зародыше. Чтобы они поменьше тявкали.

Я поворачиваю направо и снова выезжаю на Раундхей-роуд.

– Ты – начальник, тебе виднее, – говорит он, как будто это всего лишь вопрос времени.

– Ага, – говорю я, не снижая оборотов.

– Ты возьми правую сторону. Начни с Ивонн и Джин в пятом.

Мы припарковались за углом, на Леопольд-стрит.

– Вот блин. Это что – обязательно?

– Ты слышал, что сказал Ноубл? Имена, ему нужны их сраные имена.

– А ты?

– А я пойду к Дженис и Дениз во втором.

Он смотрит на меня искоса:

– Конечно, кто бы сомневался.

Я подмигиваю ему в ответ, от греха подальше. Он тянется к двери.

– А потом что?

– Иди дальше, по порядку. Когда закончишь – подходи сюда.

Он выходит из машины, вздыхая и почесывая яйца. Уже определился.

Мне кажется, что у меня вот-вот взорвется сердце.

Я жду, когда Эллис войдет в дом номер пять, затем открываю дверь и поднимаюсь по лестнице.

В доме тихо и воняет куревом и наркотиками.

Я останавливаюсь на лестничной площадке второго этажа и тихо стучу в ее дверь.

Она открывает, ее темные волосы и кожа мокры от пота, она выглядит так, будто только что трахалась, и трахалась по-честному.

Ночи, наполненные снами о ней.

– Ко мне нельзя. Я работаю.

– Произошел новый случай.

– Ну и что?

– Тебе нельзя здесь оставаться.

– Может, я тогда к тебе перееду, а?

– Ну пожалуйста, – шепчу я.

– Ты ведь хочешь спасти мою честь, правда, господин полицейский?

– Я серьезно.

– Я тоже. Мне нужны деньги.

Я достаю купюры, мну их, пихаю ей в лицо.

– Вот так, да?

– Да, вот так, – киваю я.

– А как насчет колечка, а, Принц Бобби?

Я вздыхаю и открываю рот, чтобы что-то сказать.

– Такого, которое ты своей жене подарил?

Я смотрю себе под ноги, на ковер, на глупый узор из птиц и цветов.

Я поднимаю глаза. Дженис дает мне пощечину.

– Убирайся.

– Раскалывайся, мать твою!

– Отстань от меня!

Эллис толкает ее голову назад, она стукается о стенку.

– От…бись!

– Не валяй горбатого, Карен, – говорю я. – Просто скажи нам, где он, и мы пойдем.

– Да не знаю я, мать вашу.

Она плачет, и я ей верю.

Мы работаем уже больше шести часов. Младший следователь Майкл Эллис не способен узнать правду, даже если она сама подойдет к нему и ударит его по морде. Поэтому он подходит к Карен Бернс, белой, двадцати трех лет, матери двоих детей, имеющей судимости за проституцию, страдающей от наркозависимости, и бьет ее по лицу.