Джастин Дэвис - Лучшая месть

– Должно было заставить.

– Да. Но Олден убедил город, что она давно страдала душевной болезнью и он делал все, чтобы помочь ей, но тщетно.

У Сент-Джона вырвался странный звук, похожий на брезгливое фырканье. В наши дни благородство в политике было анахронизмом, подумала Джесса. Ее отец и дед были исключениями. Но их честолюбие не простиралось дальше Сидара.

Она посмотрела на награду, которую город преподнес ее деду по случаю ухода с поста мэра, – бронзовую скульптуру человека за кафедрой, с молоточком в руке. Отец хранил ее здесь, где мог видеть каждый день, как напоминание о необходимости следовать по стопам своего предшественника.

Джесса перенесла внимание на Сент-Джона. Он смотрел не на нее, а на фотографию на стене. Не на ту, которую хотел использовать как флаерс, а на снимок Джессы в шестнадцатилетнем возрасте с ее любимым Максом, который помог ей выиграть чемпионат штата. Кьюла в редкие моменты спокойствия позировал у передних ног Макса.

– Симпатичная лошадь.

Это удивило Джессу – Сент-Джон казался ей абсолютно городским человеком, который ничего не должен знать о лошадях.

– Он самый лучший, – отозвалась она.

– И сейчас? – Голос звучал удивленно.

– Сейчас ему двадцать. Макс на заслуженном отдыхе. Док Гальперин говорит, что его не удивит, если он доживет до двадцати пяти.

Джесса посмотрела на фотографию, борясь с желанием коснуться изображения усмехающегося пса.

– Если бы собаки могли жить так долго, – тихо сказала она.

– Все еще горюете?

– Конечно. Мне всегда будет не хватать Кьюлы. Он был чудесным псом. Но сейчас у нас есть его внук, Мауи.

Сент-Джон огляделся вокруг, словно ища собаку.

– Он всю неделю с мамой, – объяснила Джесса. – Мауи всегда знает, кому из нас тяжелее.

Она почти ожидала, что Сент-Джон фыркнет. Иногда он казался таким суровым, презирающим все сентиментальные эмоции.

Но вместо этого он сказал:

– Наследственное.

Джесса недоуменно моргнула. Это было одно из величайших дарований Кьюлы – внутреннее ощущение того, кто больше нуждается в его теплом, любящем присутствии. Он пытался завлечь страдающего члена семьи в игру с чисто собачьей мудростью, но, потерпев неудачу, старался его утешить. И это ему удавалось почти всегда.

Она открыла рот, чтобы спросить, откуда он это знает, но Сент-Джон прервал ее, заговорив о новой идее. Джесса должна была признать ее достоинства: подарить обширную отцовскую коллекцию книг городской библиотеке от его имени казалось хорошим вкладом, который он бы оценил. И этикетки, которые Сент-Джон предлагал вложить в каждую книгу, служили бы напоминанием для читающих.

– Нет возражений? – спросил он, когда Джесса медленно кивнула.

– Это совсем другое дело – это не спекуляция именем, как в случае с фотографией. Я бы сама хотела передать библиотеку городу – думаю, что и отец тоже. И это не будет выглядеть элементом кампании, играющим на его смерти.

– Сохраните некоторые, – предложил Сент-Джон.

– Да, некоторые я хочу сохранить. Особенно личные. Книги о гражданской войне, в которых упомянут его прапрапра-не-знаю-какой-дедуш-ка. И экземпляр «Тома Сойера и Гекльберри Финна», который отец читал мне, когда я была маленькой. А я читала «Гека» ему в тот день, когда он умер. – Она вздохнула. – В книге все еще осталась закладка, которой он всегда пользовался, к ней прикреплена глиняная собачка, которую я сделала для него в третьем классе.

Сент-Джон бросил на нее странный взгляд, который Джесса не могла расшифровать, и внезапно быстро вышел.

Джесса осталась одна, глядя на изображение давно умершего преданного друга и удивляясь, как человек мог знать так много о собаке, которую никогда не видел.

Сент-Джон шел по дорожке вдоль реки, стараясь убедить себя в том, что он не так потрясен, как ему кажется. Он смотрел на воду, используя всю силу самодисциплины, чтобы взять под контроль нежелательные, нехарактерные и непродуктивные эмоции.

Сойдя с дорожки, Сент-Джон спустился к краю воды. Река здесь была шире возле большой излучины вокруг возвышенности, на которой стоял Сидар, и зеленовато-коричневого цвета из-за нависающих над водой и отражающихся в ней деревьев. Кто-то разумно выбрал это место для постройки города, над полноводным участком реки, где вред могли причинить лишь бури, случающиеся раз в сто лет.

Вроде той, которая разразилась двадцать лет назад.

Дойдя до нужного места, Сент-Джон остановился и сел на выступ, где сидел той ночью, дрожа под проливным дождем и наблюдая, как река бурлит вокруг основания скалы, обычно возвышающейся над водой на добрые десять футов.