Ингер Фриманссон - Доброй ночи, любовь моя

«Он уже далеко, он боится во много раз больше, чем мы».

Она села на верхней ступеньке, велела парню тоже сесть. Сказала:

– Знаешь, а мы следы тигра видели.

– А может, его тигр убил? – неуверенно спросил тот.

– Может быть, но скорее уж тогда слон.

– Слон?

– Да. Недалеко от лагеря были слоны.

– Круто... вы их видели?

– Я – нет. Но один парень, Бен, сказал, что никогда не слышал, чтобы животные нападали на людей.

– Может, он их дразнил?

– Твой отец?

– Да.

– Нет, он их не дразнил. Но больной или раненый зверь... Никогда не знаешь, что может случиться... Джунгли, они такие... непредсказуемые.

– Он прямо вцепился в эту работу. Я никогда его таким не видел. Он считал, что нашел наконец себе дело, мы с ним говорили, что со временем и я...

– Мике, сколько тебе лет?

– Скоро шестнадцать.

– Почти взрослый.

Он неуверенно пожал плечами.

Происходящее вдруг представилось ей сценой из спектакля. Она спустилась к мальчику, села рядом. Птица шебуршала в ее спальне.

Она положила руку на голову мальчика. Откуда-то пришли нужные реплики.

– Возвращайся домой и утешь сестер. Давай будем думать, что твоему папе сейчас хорошо там, где он есть. Он был настоящим искателем приключений и умер, как говорится, в седле. Он умер в самый счастливый период своей жизни. В джунглях, во время большого приключения. Как ты думаешь, многим достается такая судьба?

И, произнося эти слова, она вдруг осознала, что так все и есть, что все это правда. Принеся в жертву человека, которого она любила и ценила больше всего в жизни, она тем самым избавила его от скучной обыденности, рано или поздно завладевшей бы им, как и всеми остальными. Ему теперь не нужно возвращаться домой, он никогда не постареет, никогда не увидит, как сдает его тело, ему никогда не придется сидеть в инвалидном кресле, больным и забытым всеми в каком-нибудь доме престарелых. Ему посчастливилось умереть на самом пике его жизни. Она помогла ему.

Только жертва была огромной.

Худое мальчишечье тело вздрагивало. Мальчик громко и отчаянно плакал.

Жюстина притянула его к себе. Как когда-то притягивала его отца. Она касалась его одежды, его кожи.

– Он был такой хороший, Натан, такой сильный, хороший и смелый. Я никогда никого так не любила, как я любила твоего папу.

Она медленно отстранила его от себя.

– Иногда я играла для него. У меня есть рожок... я могла бы тебе на нем наиграть несколько мелодий.

– Какой еще рожок? – спросил мальчик с подозрением.

– Старый почтовый рожок, который мне когда-то в детстве подарили.

– Ладно.

Она поднялась в спальню, принесла инструмент. Он был покрыт тонким слоем пыли. Она вытерла рожок подолом юбки.

– Ему нравилось, как я играю.

Она встала у окна и поднесла рожок к губам.

Она играла и видела, как мальчик сжимает кулаки.

Когда мальчик ушел, ee словно прорвало. Из горла вылетел резкий, кудахчущий смех, она не могла остановиться, смех вываливался из нее, судорогами сотрясал тело. Высунув язык, она прижалась лицом к стене, вкус камня, пыли и камня. А смех все извергался из нее, сгибал пополам.

Пока не раздробился на мельчайшие кусочки, пока не перетек в слезы.

А потом были родители Мартины.

Абсурдная история, откровенно говоря.

Ханс Нэстман, полицейский, с которым она много беседовала, все никак не успокаивался.

– Разумеется, я хочу с ними встретиться, – сказала она. – Просто все это так тяжело. Я очень устала.

Она не хотела, чтобы они приезжали к ней. Однако Ханса Нэстмана уведомлять об этом не стала, сказав просто:

– Не могли бы мы поговорить здесь, у вас, в одном из кабинетов?

– Я все устрою, – пообещал он.

Он даже заехал за ней. На обычной машине, одетый в обычную одежду.

– Красиво тут у вас, – заметил он, глядя на озеро. – И лодка у причала тоже не какое-нибудь дырявое корыто.

– Это лодка моего отца.

– Неплохая посудина. А вы умеете с ней обращаться?

– Я на ней не выходила на большую воду. Только тут, в округе. Наверное, надо было бы попробовать хоть раз в дальнее плавание отправиться. На Готланд или на Оландские острова.

– Вы сначала потренируйтесь. У вас сертификат на управление лодкой есть?

Птица была заперта на чердаке – сама не зная почему, Жюстина не хотела, чтобы Ханс Нэстман увидел ее. Она заперла дверь и последовала за ним.

В машине приятно пахло новым автомобилем. Она вспомнила свой старенький «опель», может, именно в тот момент она и решила завести новую машину.