Линкольн Чайлд - Утопия

Эндрю Уорн наклонил зеркало заднего вида вверх и направо и облегченно вздохнул — яркий свет больше не бил в глаза.

— И как я мог приехать в Вегас без темных очков? — пробормотал он. — Солнце тут сияет триста шестьдесят шесть дней в году.

Девочка на сиденье рядом с ним усмехнулась и поправила наушники.

— Это же мой папа. Рассеянный профессор.

— Бывший профессор, ты хочешь сказать.

Дорога впереди превратилась в пылающую белую линию. Солнечные лучи, казалось, выжгли вокруг всю пустыню, превратив деревья юкки и креозотовые кусты в бледные призраки. Уорн коснулся ладонью окна и тут же отдернул руку. Полвосьмого утра, и уже за сорок градусов снаружи. Даже взятая напрокат машина будто приспособилась к местным условиям — регулятор кондиционера застрял на максимальной отметке.

Возле Индиан-Спрингс слева появилось низкое плато — база ВВС «Неллис». Через каждые несколько миль по обочинам появлялись новые сверкающие бензозаправки. В этой безжизненной пустыне они казались Уорну совершенно неуместными.

Он бросил взгляд на лежащую между сиденьями папку с картой, приколотой к ней. Уже недалеко. Вот он — знак съезда с шоссе, ярко-зеленый, новенький, с иголочки. «Утопия. Одна миля».

Девочка тоже заметила знак.

— Мы все-таки доехали? — спросила она.

— Очень смешно, принцесса.

— Ты же знаешь, я терпеть не могу, когда ты называешь меня принцессой. Будто я маленький ребенок.

— Порой ты ведешь себя как маленький ребенок.

Она нахмурилась и прибавила звук на плеере. Глухие удары стали слышны даже сквозь шум кондиционера.

— Осторожнее, Джорджия, перепонки лопнут. Что ты там слушаешь?

— Свинг.

— Что ж, хоть что-то новое. В прошлом месяце был готический рок. А еще месяц назад — что?

— Евро-хаус.

— Евро-хаус. Не можешь выбрать стиль, который тебе нравится?

Девочка пожала плечами.

— Я для этого чересчур умная.

Стоило им съехать с дороги, как ее поверхность тут же изменилась — из потрескавшегося серого бетона федеральной трассы девяносто пять, похожего из-за многочисленных ремонтов на шкуру рептилии, она превратилась в гладкое красноватое покрытие с большим количеством полос, чем на шоссе, которое они только что покинули. По обеим сторонам дороги грациозно склонялись изящные фонари. Впервые за двадцать миль Уорн увидел впереди другие автомобили. Шоссе начало плавно подниматься над солончаковыми равнинами. Несколько раз ему встретились белые щиты с синими буквами, гласящими одно и то же: «Стоянка для посетителей прямо впереди».

Парковка, почти пустая в этот ранний час, выглядела невероятно огромной. Следуя за стрелками, Уорн проехал мимо группы больших машин, казавшихся крошечными, словно насекомые, на фоне асфальтового простора. В свое время он недоверчиво фыркнул, когда кто-то сказал ему, что за день парк посещают семьдесят тысяч человек; теперь же он был склонен в это верить. Джорджия оглядывалась по сторонам. Несмотря на свойственный подросткам внешне безразличный вид, она не могла полностью скрыть волнение, охватившее ее.

Еще через полторы мили они оказались в передней части парковки, возле длинного низкого здания с яркой стилизованной надписью «вход» вдоль крыши. Здесь было больше машин, толпились люди в шортах и сандалиях. Когда он подъехал к шлагбауму, появился служащий парка и жестом показал Уорну, чтобы тот опустил окно. На нем была белая рубашка с короткими рукавами и вышитой на левой стороне эмблемой в виде маленькой птички.

Уорн достал из папки ламинированную карточку. Служащий внимательно изучил ее, затем снял с пояса цифровое перо и взглянул на экран. Мгновение спустя он вернул пропуск, дав знак, что можно ехать дальше.

Ученый припарковался рядом с чередой желтых трамвайчиков и опустил карточку в карман рубашки.

— Приехали, — сказал он, задумчиво разглядывая здание у входа.

— Надеюсь, назад ты вернешься без Сары?

Застигнутый врасплох вопросом, Уорн посмотрел на Джорджию. Дочь выдержала его взгляд.

Удивительно, насколько порой она умела читать его мысли. Возможно, все дело в том, сколько времени они провели вместе и в какой степени готовы были положиться друг на друга в последние годы. Но порой это весьма раздражало. Особенно когда дело касалось самых сокровенных мыслей.

Девочка сняла наушники.

— Папа, лучше не надо. Она кого хочешь задолбает.

— Следи за языком, Джорджия. — Он извлек из папки маленький белый конверт. — Знаешь, похоже, на свете нет ни одной женщины, которую бы ты одобрила. Хочешь, чтобы я остался вдовцом до конца жизни?