Линкольн Чайлд - Утопия

Ему казалось, будто он расхаживает туда-сюда — восемь шагов в одну сторону, восемь в другую — уже целый час, хотя вряд ли прошло более пяти минут. Фред Барксдейл изо всех сил пытался заставить себя ни о чем не думать. Это было слишком больно. И все же, несмотря на все его усилия, на его плечи тяжким бременем наваливались стыд и злость, страх, досада и разочарование.

Второй обитатель камеры снова лег и закрыл глаза. Хотя они встречались до этого несколько раз, Барксдейл не знал, как его зовут. Для него он был просто Взломщиком Джеком. С другой стороны, Барксдейл вообще не знал ничьих имен, только прозвища — Водяной Буйвол, Сладкоежка или Крутой, парень жутковатого вида. Барксдейла подобная анонимность даже успокаивала, словно незнание могло как-то защитить. Теперь он уже не был столь в этом уверен.

Когда неизвестно откуда появился тот странный тип в вельветовом пиджаке, подловив его на истории с мошенничеством по поводу БПК и показав ему пистолет, Барксдейл попросту сломался. Нараставшее всю последнюю неделю возбуждение внезапно исчезло, сменившись, как ни странно, чем-то вроде облегчения. Все закончилось. К лучшему или к худшему, но все наконец позади.

Но когда они вошли в комплекс службы безопасности, охватившее его оцепенение в очередной раз сменилось ужасающим внутренним конфликтом. Он ненавидел сам себя за то, что вообще все это начал, за то, что позволил событиям выйти из-под контроля, за то, что позволил Джону Доу то обольщать его, то угрожать ему, что и привело к столь недостойному финалу. А разговор о пострадавших в Каллисто, хотя и невнятный, словно кинжалом пронзил его сердце. И все же он тщательно постарался скрыть удивление, когда открылась дверь камеры и внутри обнаружился лежащий на койке Взломщик Джек, — любые признаки того, что Барксдейл его узнал, могли сработать лишь против него. Несмотря на душевную боль и презрение к самому себе, он все еще надеялся как-то выкрутиться.

Взломщик Джек открыл глаза и взглянул на него.

— Ну, как дела, любитель поэзии? — спросил он.

Его издевательские слова остались без ответа. Англичанин лишь ускорил шаг — туда-сюда, туда-сюда.

— Я человек, которого Фортуна жестоко поцарапала [40] Шекспир У. Все хорошо, что хорошо кончается. Перевод Т. Щепкиной-Куперник. ,— пробормотал он, слишком тихо для того, чтобы его мог услышать Взломщик Джек.

Тогда, в медицинском центре, он сказал Саре не всю правду. На самом деле строчка из Шекспира все-таки пришла ему на ум. «Все может быть еще и хорошо». Но слова эти были произнесены в настолько неподходящий момент и настолько неподходящим человеком — Клавдием, убийцей отца Гамлета [41] Так у автора. На самом деле эти слова принадлежат Полонию. , — что он так и не решился их сказать.

«О, мерзок грех мой, к небу он смердит…» [42] Шекспир У. Гамлет. Перевод М. Лозинского.

Он отбросил мысли о Шекспире. Сегодня они все равно его не утешат.

Как вообще могло такое случиться? Все казалось столь просто. Все фрагменты с легкостью собирались воедино, словно кто-то складывал их за него.

Скорее всего, так оно и было, только он этого не замечал. А этот «кто-то» был Джон Доу.

Все началось с того, что он разозлился. Несмотря на то что он являлся идеальным кандидатом, его так и не сделали исполнительным директором. И что еще хуже, власти предержащие наняли на его место кого-то из Карнеги-Меллона. Безупречные характеристики Сары Боутрайт — работа в должности администратора парка Буш-Гарденс и вице-президента компании по производству микросхем в Силиконовой долине — для разъяренного Барксдейла ничего не значили. Главное, что они наняли кого-то не из их парка. Чак Эмори, надменная свинья, никогда его по-настоящему не любил. Барксдейл со злости даже чуть не ушел.

Но потом ему пришла в голову идея куда лучшая, нежели увольнение.

Сначала это была лишь интеллектуальная забава, показавшаяся ему интересной. Но позже, когда он понял, насколько остроумно и просто все складывается и только он, глава системного отдела, способен воплотить это решение в жизнь, — он начал задумываться уже серьезнее.

Ответ заключался в высокой степени автоматизации всех процессов в Утопии — от датчиков движения, отслеживающих распределение посетителей в парке, до компьютеров, управляющих освещением, температурой, влажностью, давлением воды и прочими бесчисленными параметрами окружающей среды, до системы, обеспечивавшей сбор и обработку денег.