Себастьян Фитцек - Терапия

— Зачем ты это сделала? Зачем ты скинула крышку? — со слезами в голосе спросила Жози, хватаясь за меня перепачканными в мазуте руками.

— Так меньше заметно, — ответила я. — Я никогда не смогла бы задвинуть крышку отсюда, изнутри. Будем надеяться, что упавшая крышка привлечет меньше внимания, чем приоткрытая.

Я понимала, что это абсолютно безумная идея и что у нас нет ни единого шанса на спасение.

Дверь с грохотом распахнулась, и мы ощутили порыв холодного ветра.

— Жози?!

Я прекрасно понимала, что Изабель тут, но не слышала ее шагов, потому что шум генератора полностью перекрывал все звуки.

Послеполуденное солнце слабо освещало сарай, и я с облегчением поняла, что у Изабель нет фонаря. Я беззвучно молилась, чтобы она не заметила открытую цистерну. Впрочем, даже если это привлечет ее внимание, она не сможет разглядеть нас внутри при этом тусклом свете. Она же не станет светить спичками в цистерну с топливом…

Я велела Жози присесть, и она послушалась. Ее тело было полностью покрыто холодной жижей, и лишь голова с открытым ртом виднелась над поверхностью.

Она закашлялась, не в силах больше выносить отвратительный запах. Мне захотелось погладить ее, но я лишь испачкала ей волосы рукой.

— Спокойно. Все будет хорошо, — прошептала я, но мои слова не произвели на нее никакого впечатления. Жози разрыдалась, вся дрожа. Я зажала ей рот рукой, удостоверившись, что она может дышать носом. Она укусила меня. Несмотря на резкую боль, я не убрала руку, потому что Изабель была совсем рядом.

Не знаю, сколько времени мы так простояли. Я задыхалась в темной вонючей цистерне с мазутом, прижимая к себе до смерти перепуганного ребенка. Прошла минута? Или пять? Я потеряла чувство времени. Но вдруг я поняла, что Изабель ушла. Тусклый свет пропал. Очевидно, она закрыла дверь.

Я наконец отпустила плачущую Жози.

— Папочка, мне страшно, — сказала она почему-то, и я обрадовалась ее оговорке: значит, я вызывала ее доверие.

— Мне тоже, — отозвалась я, прижав ее к себе. — Но ничего, все будет хорошо.

И все могло окончиться хорошо. Я знала это. Изабель ушла.

Скорее всего, она пошла обратно в дом, за фонарем. Теперь у нас было время, чтобы выбраться отсюда, добежать до деревни, попросить помощи.

Время для следующего шага.

Но тут случилось непредвиденное. Жози больше не могла сдержаться. Она зарыдала. Ей было страшно в липком и вонючем мазуте. Темно как в гробу. И она закричала. Громко и отчаянно. Я ничего не могла с этим поделать. У меня не получалось ее успокоить. Но, увы, это было еще не самое страшное. Моя главная ошибка состояла в том, что я перебила трубопровод. Генератор начал давать перебои, а потом остановился.

Вот что было хуже всего, потому что теперь любой наш звук был прекрасно слышен снаружи».

У Виктора выступили слезы на глазах.

Его маленькая девочка была заживо погребена в зловонной яме. Он взглянул на Анну, вдохнул запах кожаных сидений, ощутил вибрацию мотора.

— Что случилось с ней? Где она?

— Читай!

«Дверь вновь распахнулась, и теперь я услышала шаги прямо над нами. У меня не было иного выбора. В любой момент над краем цистерны могло появиться лицо Изабель, и я теперь не знала, так ли уж нелепа мысль, что она будет светить себе зажигалкой. У меня оставалась лишь одна возможность, пока Жози вновь не зарыдала. Я потянула ее вниз, и мы обе нырнули в мазут.

Он облепил нас как саван. Клейкая масса проникла повсюду, забив нос и заткнув уши, поэтому я ничего больше не слышала. Теперь я поняла, как беспомощно гибнут птицы в отравленном море среди разлитой из танкера нефти.

Борясь с инстинктом самосохранения, я прижимала к себе голову Жози и не выныривала, хотя мои легкие готовы были взорваться. Я не знала, что творится наверху. Я ничего не видела, ничего не слышала, лишь понимала, что силы на исходе. Когда терпеть стало невмоготу, я вытолкнула наверх Жози и вынырнула сама. Я обязана была это сделать, даже если это было слишком рано и Изабель заметила бы нас. Я не выдержала бы дольше ни секунды.

Это не было слишком рано.

Это слишком поздно.

Когда я вынырнула, Жози безжизненно висела у меня в руках. Я стерла мазут с ее рта, разжала ей губы, потрясла ее. Начала делать искусственное дыхание. Но все было напрасно. Я чувствовала это.

Я так и не знаю, что же повинно в ее смерти — шок, страх или действительно мазут. Но одно я знаю наверняка — ее убила не Изабель, а я».

— Это ложь! — хотел крикнуть Виктор, но из горла вырвался лишь хрип.