Деон Мейер - Телохранитель

Когда мы сели, Эмма заметила:

— В самом деле, надо было ответить ей на африкаансе.

— Да, — не думая, брякнул я.

— Леммер, вы — сторонник языковой чистоты? Пурист? — спросила она довольно вяло, как если бы заранее знала, что я уклонюсь от ответа. А может быть, ею снова овладевала депрессия.

— Вроде того…

Она рассеянно кивнула и потянулась к винной карте. Некоторое время смотрела в нее, а потом подняла взгляд на меня.

— Иногда я бываю такой глупой, — сказала она тихо.

Я заметил тени у нее под глазами — их не мог скрыть никакой макияж. Она попыталась улыбнуться, но улыбка вышла деланой.

— Знаете, что получилось бы, заговори я с ней на африкаансе? Скорее всего, она бы ответила: «Ах, вы африканеры!» — и изобразила удивление, но всем было бы ясно, что она все знала с самого начала, и всем троим стало бы… неловко. — Эмма снова попыталась улыбнуться, но ей это не удалось. — Как типично для нас! Мы, африканеры, всегда избегаем неловкости.

Я еще не успел придумать, что ей ответить, а она снова обратилась к винной карте и решительно заявила:

— Сегодня мы будем пить вино. Вы какое предпочитаете?

— Спасибо, я на работе.

— На вечер даю вам отпуск! Итак, белое или красное?

— На самом деле я не очень люблю вино.

— Что тогда? Пиво?

— Газированный виноградный сок. Красный.

— Да вы вообще пьете что-нибудь?

— Спиртного не употребляю. — Я надеялся, что она не станет терзать меня расспросами: в конце концов, вкусы и пристрастия — личное дело каждого. К чему порождать смущение и неловкость? Мои надежды не оправдались — как и в большинстве случаев, когда я судил об Эмме предвзято.

— Из принципа? — осторожно спросила она.

— Не совсем.

Эмма покачала головой.

— Что такое? — удивился я.

Она ответила не сразу, как если бы ей нужно было накопить энергии.

— Леммер, вы — человек-загадка. Мне всегда хотелось понять, что люди вкладывают в это понятие, познакомиться с человеком-загадкой, а сейчас я все поняла.

Возможно, дело было в том, что раньше она называла меня «молчаливым и туповатым», а может, мне захотелось подбодрить ее. В общем, я не стал молчать.

— Объясните мне, что такого хорошего в алкоголе, потому что я не понимаю.

— Только не говорите, что это приглашение к настоящему серьезному разговору!

— Вы ведь обещали дать мне выходной на сегодняшний вечер!

— Что ж! Отлично. — Эмма отложила винную карту, подняла голову и оглядела висящий над нами подсвечник. — Я люблю красное вино. Мне нравятся названия: шираз, каберне, мерло, пино. Они так красиво перекатываются на языке, они звучат так таинственно. И еще я люблю сложные ароматы. И таинственные вкусовые букеты. — Она заторопилась, как видно, села на любимого конька. — Похоже на то, как если плыть на торговом судне у берегов островов, где растут фрукты и специи. Самих островов вы, возможно, вообще не увидите, но по ароматам, плывущим над водой, можно угадать, как они выглядят. Экзотические, яркие краски, густые леса, красивые туземцы, танцующие у костра. Я люблю яркий, насыщенный цвет и то, как по-разному выглядит вино при дневном освещении и при свечах. И еще мне нравится букет вина, потому что побуждает сосредоточенно дегустировать, углубляться во вкусовые ощущения. Когда перекатываешь вино на языке, невольно ждешь от жизни чего-то хорошего. А еще я люблю атмосферу, которая сопровождает винопитие, — доброжелательную, располагающую к дружескому общению. Вино — такой социальный символ, который говорит: нам хорошо друг с другом настолько, что мы можем вместе выпить бокал вина. Благодаря вину я приобщаюсь к цивилизации и радуюсь тому, что могу наслаждаться напитком, произведенным с такой заботой, опытом и с таким искусством. А теперь вы объясните, почему пить вино плохо.

Я покачал головой — отчасти потому, что не был с ней согласен, отчасти потому, что сам себе не верил.

— Вино невкусное. Точка. Не такое отвратительное, как виски, но хуже, чем пиво. А до виноградного сока ему вообще далеко. Но в виноградном соке нет ничего сложного и утонченного, хотя он тоже меняет цвет в зависимости от освещения. Исключение, по-моему, составляет сладкое вино. Но никто не пьет сладкое вино в обществе избранных друзей, его не наливают даже в праздник урожая. Почему? Да просто потому, что сладкое вино лишено такого высокого статуса. Вот вам и весь ответ. Статус! История повторяется. Наша цивилизация зародилась в Месопотамии, но виноград там не прижился. Жители Месопотамии варили пиво из зерна, и все его пили. Богачам не хотелось пить то же самое, что и все. Поэтому для себя они ввозили вина с иранских нагорий. Из-за того, что такое вино было дороже, из-за того, что простым людям оно было не по карману, такое вино приобрело определенный статус, который совершенно не зависел от вкуса. Тогда-то и зародился миф — вино избранных, только они способны оценить букет и так далее. Мы до сих пор свято поддерживаем традицию, хотя с тех пор прошло уже восемь тысяч лет.