Организм не хотел никаких тайн от него, ни маленьких, ни больших, — его тайны были несовместимы с дальнейшей жизнью.
Но тому, должно быть, очень уж хотелось проболтаться.
— Какое-то время назад я проделал небольшой эксперимент, — сказал Рахат Борисович. — В свободное, как говорят, от основной деятельности время… У нас самолеты бьются, ты знаешь. В год по десятку, а то и больше. Всякие… Так я подумал как-то: бывают же, наверное, люди, которые обладают подлинным предчувствием.
А тут, как раз, такие случаи, когда они всплывают на поверхность.
Тогда я посмотрел, — был ли кто-нибудь, кто должен вылететь этими рейсами, которые оказались последние, — но отказался. Купил билет, или договорился, — но потом передумал. Хотя передумывать оснований не было… Помнишь, полтора года назад разбился над Швейцарией самолет с детьми, летевшими в Испанию?
— Да, — сказал Гвидонов.
— Вот, например, там, оказался один ребенок, тринадцати с половиной лет… Из Уфы до Москвы пролетел, и не пикнул. А когда пришла пора пересаживаться на другой борт, он так стал бояться, что его рвало, когда его к тому самолету потащили. В результате завалился в обморок… Представляешь: полет оплачен, и отдых, родители о своем чаде пекутся, чтобы он получше отдохнул, загорел и все такое, — а тот, ни в какую, уперся и все. До расстройства здоровья.
Если бы он в обморок не свалился, его бы на борт засунули. Уломали бы как-нибудь. А так подумали, что у него аппендицит, и отвезли в Филатовскую… Но как только самолет оторвался от земли, вся его бледность, и страхи тут же прошли. Я по часам проверял. Когда борт взлетел, и когда с ним общались медики. Когда с ним говорили. Как он и что испытывал… Мы по минутам расписали, все его ощущения.
Боялся…
Таких у меня сейчас четыре человека, — трое мужчин и одна женщина. Я двоих уже к делу приспособил. Они у меня все самые важные рейсы проверяют, долетят или нет. Еще ни одной осечки не было…
Гвидонов представил, как к огромному Илу, забитому под завязку мешками с героином, подводят экспериментального ребенка: Давай покатаемся, деточка, на этом самолетике. Тот: Давайте… Тогда тяжелогруженый Ил взлетает и благополучно приземляется в нужном месте. С полной гарантией успеха… Если же дите, в ответ на невинное предложение, тут же плюхается в обморок, меняют героин на китайский ширпотреб… И пусть себе летит.
— Я, вот, вас боюсь, — сказал Гвидонов.
Чурил на мгновенье впился в него глазами. Не осталось в мире ничего, — серьезнее его взгляда.
Так что перехватило дыхание.
— Правильно делаешь, — сказал не по-доброму Чурил. — Меня нужно бояться… К лягушатникам поехать тоже чего-нибудь опасаешься?
— Нет, — ответил Гвидонов. — Их я не боюсь.
Когда говоришь правду, становится легче. Какой-то ненужный груз снимаешь с себя.
По крайней мере, голова начинает соображать.
И понимаешь, что с Рахатом Борисовичем приятно иметь дело, потому что он в деле надежен.
— Утром я говорил с профессором, поэтому и вызвал тебя… Видишь пустую чашку, — он с минуты на минуту подойдет. Профессор и доктор медицинских наук, самый у нас лучший, поверь мне. Пока его нет, скажу: ты оказался прав… У сторожа есть то, что он называет: блокировка сознания. Как я понял, это очень сильный гипноз. Профессор к нему летал, целый день там с ним провозился, и как он сказал: Я в полном шоке… Запомни, про махатм он ничего не знает, думает, что в том монастыре была школа боевых искусств, которые занимались еще и гипнозом. Сбивали им с ног своих врагов…
А то и профессора придется мочить, — подумал Гвидонов. Но как-то злорадно, словно не участвовал непосредственно в этом процессе, а сидел на трибуне болельщиком.
— Он много чего наплетет, тебе самому нужно послушать… Никаких дыр в монастыре не нашли. Прочесали все, будь здоров. Есть такой немецкий прибор, на пятнадцать метров обнаруживает все пустоты в земле. С его помощью евреи нашли три арабских тоннеля, которые шли из Палестины в Египет. По ним доставляли оружие для боевиков… Он ничего не нашел. Моя бригада больше недели там лазила. Так что, — извини… С архивами, так вообще странная история. Они были, но лет пятнадцать назад пропали. Никто не знает, как и куда. Даже, когда, можно узнать только приблизительно. С китайцами сложно, дипломатия. Может, они и темнят. Хотя бабки я пообещал хорошие. Ничего сделать не могут, — нет их, и все, ни вещей каких, ни описей, ни документов, — ничего. Как корова языком слизнула. Даже нет тех, кто про них что-либо знал… Моему человеку, который этим занимался, сказали, что это его фантазия. Никаких наездов на тот монастырь не было. Была плановая военная операция. По освобождению народа Тибета от местных поработителей. Вот козлы!..
Читать дальше