Титания Харди - Лабиринт розы

— Когда это пришло?

— В субботу — точное время не скажу.

Люси тихо выдохнула, сложив губы трубочкой, и Алекс пояснил, подняв брови:

— Так они показывают нам, что могут достать нас когда угодно и где угодно. Ты напечатала что-нибудь пригодное для передачи этим типам?

Люси кивнула. Пока она сервировала стол, Алекс достал из холодильника бутылку и расставил бокалы. Она рассказала ему о снимке, где Уилл сфотографировал плитку с другим, золотым ключом, а затем решилась наконец задать Алексу очень волнующий ее вопрос.

— Значит, ты решил, что когда мы найдем ключ в пару к моему серебряному и оригиналы манускриптов — если найдем, конечно, — то мы просто все отдадим им и прекратим поиски? Откажемся от надежды самим получить ответ?

Алекс помолчал, понимая, куда клонит Люси: его мать пошла на значительные жертвы, создав благоприятные условия для хранения ключа и оставшейся части документов; несомненно и то, что многие поколения женщин в их семействе берегли это тайное сокровище до неких лучших времен. Но за него — или из-за него — погиб Уилл, а это в расчет не входило.

— Моя мама такого не ожидала. Уилл, Макс, угроза нашему с тобой счастью… Ты же знаешь, Люси, что я обо всем этом думаю. Я понимаю, сама история очень любопытна, иначе зачем им проявлять к ней столько внимания? Но никакие фамильные ценности, пусть даже это сокровища, в моих глазах не сравнятся по стоимости с дорогими мне людьми. Мы должны это отдать. Я в лепешку расшибусь, но завтра ни за что не пропущу их звонок и вручу напечатанные тобой снимки — счастье, что так мы можем выиграть время и разыскать остальное. Больше ничего поделать нельзя. Я хочу поскорее от них отвязаться.

— Алекс…

Собираясь ступить на зыбкую почву, Люси тщательно подбирала слова. Она понимала, насколько он не расположен к этому разговору, особенно после недавних событий, но у нее были свои доводы, которые невероятно много для нее значили.

— Наверное, понять такое нелегко… даже мне, уверяю тебя, неловко поднимать эту тему. Но если бы не гибель Уилла, меня бы не было в живых. И Уилл не стал бы тем, кем не был раньше. Если уж твоя мама так тщательно сохраняла это наследство, то, разумеется, не из-за каких-то глупых шарад в рукописях.

Алекс слушал ее доводы без раздражения, его трогала несвойственная ей страстность. Он и раньше знал, что Люси необыкновенно сильно все переживает, но часто подавляет эмоции и что она, подобно ему самому, привыкла тщательно скрывать проявления чувств от посторонних глаз. Люси же поняла, что взволновала Алекса своим обращением, и решила не оставлять ему времени на раздумья.

— К тому же, — добавила она, — Бруно поплатился свободой и даже жизнью за свои принципы. У Данте говорится об особом месте — о преддверии ада, предназначенном для людей, слишком слабых нравственно, из-за чего они не выступали открыто против несправедливости, скрывали собственное мнение и тем самым увиливали от жизненно важных решений. Эти неопределившиеся, колеблющиеся души были ему жалки, потому что за свою жизнь они не заслужили ни позора, ни похвалы.

— «Их свергло небо, не терпя пятна. И пропасть Ада их не принимает, иначе возгордилась бы вина»? [98] Данте Алигьери. Божественная комедия, Ад, песнь III. — едва заметно улыбнулся Алекс.

Люси ответила на улыбку и кивнула:

— Среди твоих соратников нравственных трусов не водится. Люди твоего уровня скорее встанут и примут на себя удар — и ты не исключение. Так или иначе, разве нашего желания достаточно, чтобы дружки Кэлвина от нас отвязались? — Она взглянула на него, не ожидая ответа. — Как он оценил последнее происшествие?

Произнося это слово, Люси не сумела сдержать горечи.

— Он весь вечер где-то пропадает. Шан не знает, куда он подевался.

Немного поколебавшись, Люси предложила:

— Алекс, давай я завтра возьму твой мобильник и отвечу на их звонок — в любое время. Мне уже не нужно, чтобы возле меня постоянно дежурила неотложка. Поручи это дело мне. Я уже встречалась с ними. И я их не боюсь, правда.

— Правда?

Улыбка у него на этот раз не получилась: ее героически-непоколебимый Алекс сегодня вечером превратился в задетого за живое человека, ведь обидчики избрали целью его любимого сына. Видя перед собой лишь тень прежнего Алекса, Люси ответила как можно мягче, чтобы его успокоить:

— Хамов? Нисколько. Я выросла в обществе одной подобной личности — моей бабки. Наверное, из-за нее и мама сбежала. Эта могла напугать похуже любого «вознесенца».