Анатолий Ковалев: Иначе не выжить

– Я заплачу! Не убивайте! – крикнул он из своего достаточно уязвимого убежища.

Но торг, как говорится, тут был неуместен. Сергей прекрасно понимал, чем придется заплатить, если он не выполнит задания. Досталась бы ему бумажка с цифрой "4" или "5" – другой разговор, другая ответственность. Против жребия не попрешь! Он не стал вступать в переговоры с противником. Лег на живот, широко расставив ноги – прямо как на учениях, – и дал длинную очередь. Потом вытащил из-под кровати пузатого лысого мужика. Сработано отлично. Несговорчивый председатель райисполкома уже не восстанет из пепла, словно какая-то там птица.

У Макса вышло не так здорово. Он знал, на что шел. Второй номер был крепкий орешек. Скромностью убранства и теснотой комната телохранителя напоминала монашескую келью. Макс стрелял наверняка, прошивая вдоль и поперек узкую кровать, стоящую возле голой, без украшений стены. В этой комнате промедление равнялось смерти. Макс ничего не видел, только стрелял. И, лишь почувствовав страшный удар в голову, понял, что кровать пуста и все бесполезно.

Телохранитель ждал Макса. Невообразимое чутье в последний момент подняло парня с кровати. Он стоял за дверью, сжимая в руке пистолет. И, когда дверь слетела с петель, вжался в стену. Переждал не долгую, но яростную расправу Макса с пустой кроватью и, как только тот сделал шаг в комнату, выстрелил ему в висок. Макс повалился навзничь. Ему и раньше не везло в лотерею.

Безобидная цифра "3" заставила поволноваться Пита, или – попросту – Петьку. Во-первых, в детской вместо двоих детей находился только младший пацан.

Его он уложил сразу, тот и пискнуть не успел. А вот старшей девчонки в комнате не оказалось, хотя постель и была разобрана. Пит бросился на пол, заглянул под кровать, потом распахнул шкафы, стал копаться в вещах и игрушках. И тут раздалось жалобное, писклявое:

– Мама! Мама! Мама!

Петька так и обмер. Дал с испугу еще одну очередь по мертвому парнишке, пока не понял, что вопит кукла, которую он только что выкинул из шкафа. Пришлось довольствоваться расстрелом куклы. Девчонки так нигде и не было.

Витяй родился в рубашке. Мать председателя райисполкома уехала в город, о чем свидетельствовала записка, оставленная на круглом старомодном столе возле хрустального графинчика: «К ужину не ждите. Ночевать останусь у Клавы».

Витяй сунул записку в карман. Сел на шаткий стул, будто пришел в гости и хозяйка вот-вот должна внести чай. Помогать товарищам он не собирался. У каждого свой жребий – у каждого свой грех. Ему выпала старушка. Бабулька не пожелала участвовать в игре, отбыла к своей подружке Клаве. И правильно сделала. Его не в чем упрекнуть.

Витяй оглядел комнату. Старушка, видать, из консервативных. Мебель времен царя Гороха. По стенам развешаны портреты родственников. Он прошелся автоматной очередью по портретам, а то ребята подумают еще, что старуха его «замочила». «Дай хоть родственников покоцаю!» – усмехнулся Витяй. Потом он позабавился бросанием хрустального графина в допотопный телевизор. И только истошный крик: «Макса убили!» – поднял его с места.

Саня был доволен своим жребием. Прострелить башку девчонке-горничной – ему раз плюнуть! После армии он стал женоненавистником и только ждал подходящего случая, чтобы выместить на ком-нибудь зло, отомстить за неверность.

Пять лет прошло, а рана не затянулась. По-прежнему сжимались кулаки при виде целующейся в сквере парочки. И как-то спьяну он привязался к такой парочке и даже набил кавалеру морду, но легче от этого не стало.

Он вышиб дверь комнаты на первом этаже. Девушка вскрикнула и зачем-то включила торшер.

– Шура?! – с ужасом выдавила она.

Больше ей нечему было удивляться. Шура стиснул зубы, процедил «твою мать» и прострелил ей голову. Потом развернулся и шагнул в коридор.

Мелькнувшая в коридоре тень его не встревожила. Он на миг потерял ориентиры, заблудился в страшной действительности. И только звон стекла в буфете, к которому прислонился, чтобы закурить, привел его в чувство. Эта пуля предназначалась ему. А сверху уже неслось:

– Макса убили!

Телохранитель благополучно добрался до ворот, и тут ему в ноги бросился продавшийся охранник. Завязалась борьба между стражами председателя райисполкома. Они оба казались Овчинникову надежными людьми. Но все в этом мире зыбко.

Саня, подоспевший первым, выстрелил в боровшихся. Ему было все равно.

Охранник отбросил успокоившегося навсегда телохранителя и завопил: