Майкл Маршалл - Земля будет вам прахом

Я сошел по ступенькам и отправился к последнему месту, которое должен был посетить. Вечерний свет отражался от озера, превращая его в мерцающую сине-белую полосу. Я сдерживал дрожь, спускаясь на пристань, потом прошел по ней до самого конца и остановился. Здесь почти все сохранилось в прежнем виде. Передо мной лежало озеро Г-образной формы, его правая оконечность терялась вдали. На этом краю озера не было других домов, кроме нашего. По берегам деревья подступали к самой воде, а дно на мелководье устилали опавшие листья: коричневые, темно-зеленые, золотые.

Стоя там, я понял, что из всех мест на земле именно здесь я, скорее всего, мог бы потерять контроль над собой. Ведь именно здесь мой сын произнес свои последние слова, вздохнул в последний раз, это место последним из всех видело его живым. Но со мной ничего не случилось. Я чувствовал себя несчастным, но мои глаза оставались сухими.

О том дне я могу вспоминать только в третьем лице. Я не говорю: я сделал это или почувствовал то, и, несмотря на расстояние, которым я пытался отделить себя от всего случившегося, мои воспоминания заперты в настоящем времени. Все как будто происходит в моем воображении снова и снова. Может, это защитный механизм, способ относиться к этому как к фантазии, непрерывно проигрывающейся в голове, а не как к реальному событию.

К сожалению, все, что случилось, — правда. Три года назад был день, когда мой сын умер у меня на глазах, я тогда нырнул в воду, а потом стоял на том самом месте, где и сейчас, держа у себя на руках то, для чего четыре часа назад готовил сэндвич. Когда я стоял, зная, что человечек, для которого я раскладывал кусочки колбасы и сыра, прижимал их сверху еще одним куском булки, а затем придавал этому сооружению излюбленную треугольную форму… что этот человечек ушел и его больше нет, а то мокрое и тяжелое, что осталось, вовсе не он, а обман.

Где грань между этими двумя состояниями? Ни у кого нет ответа. И уж явно не было его у местных врачей и коронера. Они только и могли сказать, что Скотт умер еще до того, как упал в воду, но почему и отчего — они понятия не имели.

Мне очень жаль, мистер Хендерсон, но он просто умер.

Эта грань и есть причина того, почему наш биологический вид приносит жертвы, совершает обряды, твердит заученные слова во время ночных бдений. Бош при этом лишь присутствуют, они — публика, к которой мы в мольбе обращаем метафоры перед лицом несокрушимого монолита реальности. Нам нужен кто-то, кто слушал бы нашу молитву, потому что без слушателя она никогда не сбудется, а поэтому нам требуются боги, и они должны быть добрыми, иначе они никогда не исполнят наши желания… и тогда зачем вообще молиться? Это порочный круг, логика сумасшедших, твердая оболочка вокруг пустоты.

Если боги существуют, то они глухи или безразличны. Они делают свои дела и идут дальше.

Я знал, что пора уходить. Скорее всего, надо перекусить где-нибудь в Блэк-Ридже, потом провести тихий вечер в более чем скромном номере мотеля, затем лететь в Портленд, после этого как-нибудь добираться до Марион-Бич. Хотя Билл Рейнз и был моим добрым приятелем, я понимал, что мое нынешнее настроение не подходит для дружеской пирушки, и причин тому несколько.

Но когда я отвернулся от озера, что-то заставило меня остановиться. Налетел порыв ветра, листья на деревьях вокруг дома принялись тереться друг о друга, издавая звук, похожий на слабое дыхание нездорового человека. Вода в озере плескалась, ударяя об опоры пристани, — словно язык ощупывал высохший рот. Сочетание двух этих звуков тревожило, и воздух на мгновение словно потеплел, но потом снова стал очень холодным. Мне вдруг пришло в голову, что ни один человек в мире не знает, где я нахожусь, и хотя иногда эта мысль утешала меня, теперь я испытал противоположные чувства. Когда-то я владел этой пристанью, этим лесом, этим домом, но в данный момент мне казалось, что находиться здесь не стоит.

Более сильный порыв ветра устремился вдруг с горы в западном направлении (думаю, это его ледяные объятия я ощутил мгновением раньше), и лес отозвался протяжным трескучим звуком. Наверное, в предпоследний раз согнулось дерево — оно уже высохло и готовилось уйти из мира. Но я все еще стоял на месте. Я вдруг понял, что не хочу возвращаться к дому или к деревьям. И ноги мои не чувствовали под собой надежной опоры, словно о сваи пристани билось что-то пострашнее воды. Постепенно ощущение усиливалось, пока не стало походить на вибрацию у одной из ног, будто…