Александр Молчанов - Писатель

Лупоглазый посмотрел на Рыжую девочку и улыбнулся. Так вот откуда ты взялась. Все эти дни он разговаривал не с призраком, а с опухолью. Она смотрела на него спокойно и серьезно.

– Это точно? – спросил Лупоглазый. – Не может быть ошибки?

– Никто не может ничего гарантировать, – сказал доктор, – нужно отправлять вас в областной онкоцентр, брать анализы. В идеале – долбить вам черепушку и делать биопсию.

Лупоглазый провел рукой по внезапно покрывшемуся потом лицу.

– Сколько у меня есть времени?

– Смотрите, сейчас такая ситуация… – замялся доктор. – Это зависит… Если у вас есть деньги, вы можете поехать за границу. В Германии сейчас хорошая медицина. В Израиле есть врачи. Они могут сделать операцию. Известны случаи. Тогда шансы есть. А здесь…

– А что здесь?

– Химиотерапия. Облучение. Возможно, удастся задержать развитие болезни.

– Насколько?

– До полугода. Может быть, год. Если не будет метастаз. Но это будет… это будет трудный год. Там такое лечение… вам не понравится, короче.

– А если нет?

– Что – нет? – не понял доктор.

– Если ничего не делать.

– Тогда у вас есть месяц или два. Или три. Как повезет. Но дальше состояние будет ухудшаться. Возможно, в какой-то момент вам откажет зрение, слух, руки и ноги.

Лупоглазый усмехнулся.

– Перспектива.

– Вы курите? – спросил доктор и снова достал из-за уха папиросу.

Лупоглазый покачал головой.

– Что бы вы мне посоветовали? – спросил он.

Доктор пожал плечами.

– Я бы советовал завершить все свои дела. И готовиться к неизбежному. Мы все умрем рано или поздно. Но у вас есть преимущество. Вы знаете, когда это случится.

Доктор встал.

– Доктор, у меня страшно болит голова, – сказал Лупоглазый, – можно мне сделать какое-нибудь обезболивающее?

Доктор кивнул.

– У нас постоянная нехватка лекарств. Но для вас мы найдем что-нибудь. Переночуете сегодня здесь, а завтра утром вас выпишут.

– Спасибо.

– Удачи.

Доктор засунул папиросу в рот и ушел, не оглядываясь. Через пару минут пришла сердитая медсестра и сделала Лупоглазому укол морфия. Голова у него болела не так уж и сильно, но ему не хотелось, чтобы Рыжая девочка стояла рядом и смотрела на него. Ему нужно было отдохнуть. Он закрыл глаза.

Итак, у него остался месяц. Его план, его прекрасный продуманный план провалился.

Железняк стоял у двери и чувствовал себя посетителем, случайным гостем в собственном кабинете. Собственно, теперь так оно и было. Кассель сидел у окна, а Курашов занял его место за столом.

Курашов положил на стол папку и достал из нее бумаги.

– Все уже готово, тебе нужно только подписать.

– Так дела не делаются, – попытался возразить Железняк.

– Подписывай, – сквозь зубы, не оборачиваясь, сказал Кассель.

– Заигрался ты, Саша, – сказал Курашов. Не поймешь – то ли с издевкой, то ли с сочувствием.

– Я бы попросил без комментариев.

– Подписывай, – повторил Кассель, – у меня мало времени.

Железняк подошел к столу, взял бумаги, начал читать. Пока читал, на его лице появилось выражение растерянности.

– Мужики, побойтесь бога, это же все, что у меня есть…

– Ничего у тебя нет, – жестко сказал Курашов.

– Подписывай уже, – простонал Кассель, повернулся к Железняку, подошел к нему, выхватил бумаги у него из рук, бросил на стол и толкнул Железняка в плечо:

– Долго мне еще ждать?

– Я бы попросил без рукоприкладства.

– Скажи спасибо, что тебя вообще оставили в живых, – прошипел Кассель, – Сорос доморощенный. Великий, мать его, комбинатор. А я еще его хотел своим замом сделать. Придурок.

Кажется, Кассель хотел добавить что-то еще, какое-то слово, покрепче.

– Борис Михайлович, надо признать, задумка у него было красивая.

– Да уж, красивая. Правительство второй день заседает, пытается понять, что теперь с его красотой делать. Если начнется цепная реакция в регионах, нам 98-й год покажется золотым веком российской экономики.

– Но признайте, что мы с вами очень неплохо заработали на операции, которую провел Саша.

– Он с самого начала планировал нас кинуть. И тебя, и меня.

– А мы с вами с самого начала планировали кинуть его. Просто мы успели раньше.

Кассель мотнул головой, как бы отмахиваясь от слов Курашова.

Железняк облизнул пересохшие губы.

– А если я откажусь подписывать?

– Тогда ты отсюда не выйдешь, – пообещал Кассель, – и никто тебя искать не будет. И жалеть никто не будет. У меня по твоему поводу самые широкие полномочия. И, честно говоря, у меня руки чешутся…