Уилл Лэвендер - Тест для убийцы

Когда детектив шаркающей походкой вышел из аудитории, профессор закрыл за ним дверь. Мэри застыла в ожидании важной информации.

— В среду лекции не будет, — сказал Уильямс.

Кто-то насмешливо простонал.

— Неприятно, — продолжил профессор, — я понимаю. Дело в моем сыне… у него нелады с горлом. Ничего серьезного, но в среду ему назначено к врачу. Тем не менее я не оставлю вас без Полли на целую неделю. Итак, на ваше счастье, в выходные запланировано учебно-увеселительное мероприятие. В воскресенье вечером в моем доме состоится… как бы сказать, чтобы не обидеть начальство в «Карнеги»… вечеринка.

— Званый вечер? — пошутил Дэннис.

— Гулянка. На углу Монтгомери и Прайд. В восемь. Можете прийти со своей второй половиной.

Как обычно, после лекции несколько человек собрались в холле.

— Ты пойдешь? — спросил Дэннис девушку, сидевшую за соседней партой.

— Ни за что, — ответила она резко. Большинство студентов решили, что никто из них не пойдет на вечеринку, уж больно странное было предложение.

— Он заманит всех к себе и перережет, — сказал один парень, рассмеявшись, но его смех оказался каким-то удушливым, нервным и неестественно громким.

— Идешь? — спросил Дэннис у Мэри.

— Конечно, нет, — солгала она. Мэри уже решила, что наденет на вечеринку.

«Как будто она боялась, что ее узнают».

Вечером того же дня Брайан сидел в стеклодувной мастерской, со всех сторон обдаваемый жаром. Он думал о словах детектива, о сходстве девушки из рассказа Турмана и той, что он встретил на вечеринке. Думал о Полли. Брайан не знал, что́ все это значит, но в одном не сомневался: на лекции Уильямса он больше не явится. Может быть, его хотели сломать? Свести с ума? Или сбить с толку? Да пошли они все. Назад он не вернется.

«Как будто она боялась…»

Нет.

«…что ее узнают».

Неужели в ту ночь в мастерской он встретил ту же девушку, о которой упоминал детектив, пропавшую Дианну Уорд? Невозможно. Почему она назвалась Полли? Или это Уильямс ее нарочно подослал? Еще одна его заморочка, еще один грязный трюк? Мысли о Полли начинали преследовать Брайана, терзать его, пока он вдруг не почувствовал, что вот-вот разорвется надвое: один Брайан пойдет дальше, а другой в страхе повернет назад.

«Какого черта здесь творится?»

Брайан выдувал для матери очередную вазу, хотя они стояли уже по всему дому. Во время последней поездки домой он нашел их нетронутыми под слоем пыли в каком-то заброшенном шкафу. И все же — важнее всего усилие.

В динамиках, подвешенных по углам помещения, гремели «Дорз». Здание мастерской студенты окрестили Убойной в честь американского скульптора, выходца из Китая, возглавлявшего кафедру искусств в Винчестере. Поговаривали — хотя сам Брайан такого ни разу не видел, — что каждый вечер, когда мастерская пустовала, доктор Лин практиковался здесь в дзюдо. Поэтому название намекало на то, что, если ваши оценки по предмету профессора не на должном уровне, мистер Лин надерет вам задницу.

Сейчас преподаватель ассистировал Брайану у печи. Брайан держал стеклодувную трубку, собирая цветные стружки: на этот раз синие и зеленые — под теперешнее свое настроение, обычную сентябрьскую хандру, которая всегда охватывала его в конце семестра.

— Вращай! — подсказал доктор Лин, и Брайан крутанул трубку, нагнетая воздух, протыкая стекло и выдувая огненно-оранжевую сферу.

Огонь обжигал обнаженную грудь Брайана. Он весь взмок и покрылся сажей. Печь ревела и засасывала воздух из помещения. Брайан вдруг обнаружил, что на этой стадии работы можно кричать, буквально вопить во всю глотку, и никто его не услышит.

— «This is the end, — пел Джим Моррисон сквозь рев, — my beautiful friend. This is the end».

Когда Брайан поставил на дне вазы метку, доктор Лин ушел. Брайан постучал по трубке, и ваза осталась цела. В ней не оказалось ни одной трещинки, ни единого дефекта. А еще ваза выглядела ужасно: броской расцветки, она больше напоминала стекловидную массу, чем сосуд. И выглядела идеально. Он назовет ее «Исход»: акт избавления, полного освобождения.

Дома столько проблем. Кэти, к примеру. Она по-прежнему звонила почти каждый вечер и слала дешевые открытки из колледжа Вассара. Каждое свое послание Кэти подписывала словами «люблю тебя!», и ее упорство начало утомлять Брайана. Жестокость расстояния. Семьсот миль, отделявших Винчестер от колледжа Вассара, изменили Брайана. Нью-Йорк теперь казался каким-то далеким краем, мифической страной, которая существовала лишь на серовато-желтых и зеленых фотографиях, снятых «Полароидом» в восьмидесятые. После переезда в университет Брайан стал по-иному воспринимать образ родного дома, который все больше мутнел и расплывался. Временами Брайан не мог вспомнить даже лицо матери.