Кристофер Райх - Банкир дьявола

— Мы говорили о Швейцарии. О Банке Менца. Не зря же вы ездили в Цюрих. Слишком уж вы туда спешили.

— Вы же знаете Адама, — пожаловалась она. — Неисправимый оптимист.

Оптимист. Леклерк презрительно сощурил глаза. Наивный и сентиментальный дурак, типичный для своей наивной и сентиментальной страны. Он оценивающе посмотрел на Чапела, словно снимал с него мерку для костюма.

— Десять минут, — сказал он, отпирая дверь камеры. — Я тоже спешу. Похороны Сантоса Бабтиста назначены на пять часов. Мне хочется успеть принести соболезнования.

— Он в наручниках? — спросил Чапел.

— А вы как думаете?

Чапел протянул руку ладонью вверх. Леклерк уронил в нее маленький ключик:

— Десять минут. — И прибавил по-французски: — Ну что ж, удачи.

Дверь с шумом закрылась. Чапел сделал шаг и очутился посреди камеры. Она была совсем крошечной. В этом замкнутом пространстве чувствовалось нечто пугающее. Стены были покрашены блестящей зеленой краской. С потолка свисала одинокая лампочка. В камере было бы чрезвычайно чисто, если бы не кровяной потек на стене, похожий на яростный восклицательный знак. Молодой парень, столкнувшийся с ним в коридоре больницы Сальпетриер, сидел за грубо сколоченным деревянным столом, держа перед собой руки, скованные наручниками. Голова была опущена.

— Ну, здравствуй, — сказал Чапел, садясь на стул, стоящий по другую сторону стола. — Кажется, мы уже встречались. Как бы там ни было, я хочу тебя поблагодарить. Лично. Сам понимаешь, за…

Чапел прокашлялся. Ему требовалось подыскать правильные слова. За что? За то, что парень его не убил? За то, что действовал как человек, а не ослепленный своей верой в святое дело мясник? Он оглянулся на дверь. Может, это была не такая уж и блестящая идея — поговорить с этим пацаном после всего того, что произошло. В чем-то Леклерк был прав: парень уже не мальчик и сложен он как профессиональный атлет — ни дать ни взять хавбек, играющий в Национальной лиге американского футбола.

Тут пленник поднял голову, и Чапел впервые увидел его лицо. Правый глаз заплыл и побагровел. Капилляры на радужной оболочке лопнули, и это делало взгляд почти демоническим. Губа была рассечена и кровоточила. Чапел не знал, объясняется это последствиями обстоятельств ареста или результатом работы Леклерка. В конце концов, какая разница. Он ощутил за собой вину и почувствовал ответственность. Нельзя позволить озверевшему от уязвленного самолюбия Леклерку, с его обмотанными боксерским бинтом костяшками пальцев, продолжать в том же духе. Он взял с ладони ключ, обошел пленника и расстегнул на нем наручники. Юноша потряс кистями рук, восстанавливая в них кровообращение, но не поблагодарил Чапела, да и вообще никак не отреагировал на его появление в камере.

Чапел положил руки на стол и сцепил пальцы. Почувствовав знакомую ноющую боль в плече, он сел попрямее. Даже в тюрьме хотелось не раскисать и «держать фасон».

— Ты чуть весь дух из меня не вышиб. Хорошая работа. Плечо у меня после этого совсем стало ни к черту. У тебя не кулак, а кувалда.

Юноша пошевелился. Казалось, он сильно напряжен и почти не слушает.

Чапел мучительно пытался найти, что сказать дальше. Он чувствовал себя не в своей тарелке.

— Так зачем это все было нужно? — спросил он напрямик. — Если тебе есть что сказать, лучшего случая не найти. Самое время.

Никакого результата. У Чапела было не больше шансов достучаться до него, чем преуспеть в поисках Клода Франсуа. Вдруг его охватило чувство полной беспомощности, настолько тягостное, что захотелось послать все к чертям. Не только допрос, но и вообще все расследование. Пускай этим займется кто-то другой. Может, Сара права. Эта ноша не по нему. Он молча рассматривал футболку пленника, на которой по трафарету было нарисовано злобное лицо неизвестного ему рэпера. Зубы с коронками, презрительный прищур глаз. Уверенный теперь в полной тщетности своей затеи, он не смог подавить смех.

— Черт побери! — вырвалось у него. — Представляю, как эта футболка должна бесить твоего отца.

Подбородок пленника приподнялся с груди, и Чапел увидел, что ему удалось задеть какую-то струнку. Адам постарался припомнить то, что он успел приметить тогда, в больнице, хоть он там и видел парня лишь мельком. Когда он лежал на полу под навалившимся на него телом, в какой-то момент их глаза встретились, и во взгляде юного террориста Чапел прочел удивление оттого, что он нечаянно столкнулся с тем самым человеком, которого ему полагалось убить, и тотчас принятое им решение этого не делать. И вдруг словно перед ним упала какая-то завеса, и Чапел ясно увидел, что именно помешало парню завершить задуманное. Он увидел полудетскую досаду на свой тяжкий жребий, груз жалости к самому себе и пугающий его самого протест против того, что ему внушали: «Как хотите, не могу я верить во всю эту чушь, и баста!» Он словно заглянул в зеркало и увидел в нем себя девятнадцатилетнего.