Клэр Сэмбрук - Игра в прятки

— Как прошла игра?

Я жевал пирог Дэниэла.

— Три — ноль.

— Молодец.

За ее спиной двое мужчин играли в шахматы, на доске уже почти не осталось фигур. Оба они были наполовину лысые, а волосы на затылке у обоих были собраны в длинные хвосты. Наверное, бывшие хиппи. Наверняка братья. Тот, который помоложе, передвинул ладью, поднял голову и улыбнулся, словно сделал что-то гениальное.

Мужчина постарше сказал:

— Неплохо, очень неплохо. — Как будто ему все равно, кто из них выиграет. Затем протянул руку и потрепал брата по щеке.

Я занялся шоколадом. Он успел остыть.

— Все теперь будет по-другому, — сказала мама.

Тот, который выиграл, достал пачку сигарет, угостил брата, вытащил одну для себя. Они нагнулись друг к другу. Радостный проигравший чиркнул спичкой. Братья ладонями загородили пламя, прикурили оба, откинулись назад, закрыли глаза, затянулись, а потом выдохнули одновременно.

К нам подошла женщина с ребенком в неуклюжей старомодной коляске, пробормотала что-то.

— Да, конечно, с удовольствием, — сказала мама. — Нет-нет, что вы. Буду счастлива.

Женщина побежала внутрь кафе. Или иностранка, или пьяница, иначе бы не оставила своего ребенка с сумасшедшей женщиной и вонючим мальчишкой.

— Вообще-то мы проиграли, мам, — сказал я.

— Молодец, хорошо, — сказала мама, не сводя глаз с ребенка.

— Два гола нам забили точно из-за меня.

— Такими темпами ты и кубок завоюешь.

Ребенок зашевелился, покрутил головой, пролепетал что-то и наконец захныкал.

— Думаю, я потерял форму, мам.

Мама встала, что-то там расстегнула на коляске — разве они не должны запираться на замок? — и взяла ребенка на руки.

— Мам, — сказал я, — может, не надо… — Дальше я не знал, как сказать.

Да она и не слушала. Она укачивала ребенка.

— Ишь ты, какой красавец, — бормотала она, — ах ты, мой сладенький.

Она прижалась носом к щеке ребенка и шептала, шептала. Казалось, она снова стала прежней мамой, счастливой мамой. У меня в глазах защипало.

За изгородью, той самой изгородью, где когда-то застрял Дэн, какая-то женщина с велосипедом говорила полицейскому:

— Ну пожалуйста, я ведь его только за руль вела.

— Я вас видел, — отрезал полицейский. — Я видел вас в седле, мэм. Вы ехали. Это вам не шуточки.

— Ma, гляди, полисмен!

— Ах ты, мое золотко, — говорила мама ребенку.

Мне не хватало воздуха, даже голова закружилась.

Братья собрали фигуры, стряхнули с доски табак.

Женщина вернулась к нам, мама передала ей ребенка. Они завели обычный женский разговор. Я откинулся на спинку своего стула и попытался отдышаться.

Полицейский записал имя той женщины, с велосипедом. Улыбка сразу сошла с ее лица.

Мама закрыла глаза и замерла.

Игроки, лавируя между столиками, направились к выходу. Проигравший открыл калитку, ткнул брата в бок, что-то сказал ему. Оба они рассмеялись. А я сидел и гадал, колотил ли когда-нибудь старший из них младшего головой об стенку ванной? Ну, когда они были маленькими?

Я открыл дверь и увидел Дэниэла.

— Сласти или страсти?! — крикнул он.

Дэниэл. В своей старой маске Человека-паука. Взял и вынырнул неизвестно откуда!

Я открыл рот, но не мог произнести ни слова. Сердце бешено колотилось.

Он попятился.

— Сласти или страсти?

Какой это Дэниэл? Ни капельки не похож.

Я захлопнул дверь.

Ну и дурак же я. Да у половины малышей такие маски.

Из груди сам собой вырвался вой дикого зверя, угодившего лапой в капкан.

В дверь застучали.

Приятный звук. Я и сам добавил, со своей стороны двери. Так быстрее уйдет эта боль. Боль, от которой я не могу больше дышать, ходить в туалет, думать. Боль, которая проела в моем сердце огромную дыру. И эту дыру может заполнить только Дэниэл, если вернется.

Мы не отмечали Хэллоуин в этом году. Не гуляли по улицам. Не любовались фейерверком.

— Все будет по-другому, — бесконечно твердила мама.

Только вот все оставалось как прежде. Мы были все так же несчастны.

Я старел, будто вместо месяцев проходили годы.

Оказалось, что раньше все было не так уж плохо. Зато теперь… хуже не бывает.

Все лето изображал из себя суперагента.

Идиот. Беззаботный идиот.

Теперь-то я знал. Я ни на что не гожусь. Я ничего не могу.

В декабре умерла папина мама.

Вот тогда все действительно изменилось.

Последний раз я видел ее тем жарким летом, когда Дэн был еще совсем малышом, а дедушка уже умер. Мы целый день туда добирались. Вечность торчали в пробке. Мы с Дэном корчили рожи злющим водителям, которые повыскакивали из машин и изнывали от жары.