Энтони О'Нил - Фонарщик

— Он сказал, мертв, как Юлий Цезарь, и умер намного быстрей.

— Кого-нибудь задержали?

— Никого, сэр.

Не было никаких доказательств того, что эта смерть связана с двумя другими, но та же страшная жестокость бросалась в глаза. Шею как будто перерезали косой, язык вывалился из зияющего провала рта, а глаза буквально вылезли из орбит. Обычный человек не мог совершить такое убийство в публичном месте и беспрепятственно исчезнуть. Гроувс, конечно, мог бы радоваться — ведь, возможно, прибавился еще один ключ к раскрытию тайны. Но появление нового трупа вызвало новый приступ страха, который начал было проходить в связи с тем, что Восковой Человек держался в стороне, — дело разрасталось и выходило у Гроувса из-под контроля.

— Господи, что у него с лицом? — спросил он, склонившись над телом.

Он имел в виду не раны, а неестественно белый цвет кожи, слишком темные брови и какие-то волоски на лице, будто приклеенные невидимым клеем.

— Судя по всему, он наложил грим, сэр.

— Как артисты?

— Он водился с актерами, сэр. Одним из его друзей был Сет Хогарт.

Гроувс поморщился.

— Так он пытался загримироваться? От преследователей?

— Не могу сказать, сэр. Если и так, то, судя по всему, не помогло.

Гроувс оглянулся на хмурых констеблей, железнодорожных полицейских и затаивших дыхание зевак. Предприимчивые мальчишки развернули на мостике торговлю.

— Прогоните этих чертенят, — резко сказал он. — И накройте тело. Это не… Музей восковых фигур.

На рассвете город накроют новости и в воздухе повиснет шепот. Конечно, прямо пропорционально возрастет его потенциальная слава, но вдруг он понял, что пытаться удержать подробности в каких-то приемлемых рамках так же бесполезно, как и ловить облако кувшином.

— Вы кебмен? — спросил он стоявшего рядом человека в белой фуражке.

— Я… да. — На голове у него была небольшая царапина, и он был явно не в себе.

— Откуда вы привезли убитого?

— Мистера Эйнсли?

— Где он сел?

— На… На Кокбёрн-стрнт.

— Кокбёрн-стрит? — Она шла от Уэверли-бридж, до нее можно было дойти пешком. — Он там живет?

— Да.

— Он нанял кеб?

— Мистер Эйнсли, — выговорил кебмен, — очень хорошо заплатил. Ему было важно, чтобы об этом никто не узнал.

— Не узнал? — Гроувс моргнул. — Что вы хотите сказать?

Кебмену не хватало воздуха.

— Меня подозвал слуга и направил к дому мистера Эйнсли… Мистер Эйнсли нырнул в кеб, как будто не хотел, чтобы его видели.

— При нем был билет второго класса в одну сторону до Лондона, сэр. На десятичасовой поезд, — вставил Прингл.

— Билет, — добавил сотрудник железной дороги, — сегодня же купил слуга.

Гроувс посмотрел на пустую дорогу:

— Поезд уже ушел?

— Точно так, сэр.

Гроувс сердито нахмурился:

— Кто позволил? В нем могли быть свидетели.

— Он уже отъехал, когда произошло убийство, сэр, — объяснил Прингл. — Очевидно, мистер Эйнсли заплатил, чтобы просидеть в кебе до самого последнего момента, сэр. Он велел сдать чемодан в багажное отделение, а сам хотел впрыгнуть в поезд после третьего свистка.

Гроувс вопросительно посмотрел на кебмена. Тот, сглотнув, кивнул:

— Он… он опустил шторки, забился в угол, чтобы его не было видно, и все ждал… этого свистка.

— Вы хотите сказать, что он мог выйти из кеба в любой момент, но сидел до отхода поезда?

— Кажется, он действительно старался, чтобы его не обнаружили, сэр, — предположил Прингл. — Загримированное лицо — это не все. Он не хотел показываться на людях. Не хотел, чтобы ему помешали уехать.

— …Чтобы не обнаружили, — мрачно размышлял Гроувс.

Эйнсли как будто прекрасно понимал, что его могут выследить и убить, даже на вокзале. Слышал, что случилось с другими, как будто понял, что может стать следующим, и запаниковал. Но никакие предосторожности не помогли ему избежать кровавой участи. Гроувс посмотрел на ручеек крови, вытекающий на платформу из-под накрывающей тело простыни.

— Вы видели, кто это сделал? — спросил он кебмена.

— Нет, сэр. — Кебмен нервно сглатывал.

— Вы не видели, как убийца убегал?

— Лошадь понесла.

Гроувс посмотрел вниз на дохлую гнедую:

— Эта лошадь?

Кебмен кивнул, снова сглотнул и, казалось, готов был зарыдать, или сблевать, или и то и другое. Прингл объяснил:

— Кебмен сошел как раз перед тем, как лошадь спрыгнула с платформы, сэр. Но он ничего не видел. Лошадь, очевидно, видела.

Лошадь валялась в собственных испражнениях, и Гроувс вспомнил волкодава, растерзанного смотрителя маяка.