Павел Астахов - Продюсер

— Понял. Но… все же…

— Никаких «но»! Ты мне предлагаешь объяснять Президенту, кто и что там устроил? Это не его забота! А наша! Наша с тобой, следователь Агушин! Президент должен иметь результат! Ему нужно докладывать о победах. А не в очередной раз на вопрос журналюг мямлить. Это не его стиль! Он — человек побед, а не наоборот!

Агушин потупил взор. Он уже видел, что Генеральный завелся всерьез и надолго, и босс оправдал его ожидания:

— Его эстрада интересует не меньше, чем тебя и каждого российского зрителя, — объяснял он генералу юстиции, словно мальчишке, — а они тоже ждут, когда великий сыщик Агушин поймает злодеев. А что же наш Шерлок Холмс? Где профессор Мориарти? Где Джек Потрошитель? Ты уже всех изловил? А? Чего молчишь, Геннадий Дмитриевич?

Агушин упрямо поджал губы. Прокурор умел давить своих работников. Одно хорошо: делал всегда один на один. Унижение сотрудника оставалось тайной их двоих. И все-таки Агушину было тяжело.

— Товарищ Генеральный прокурор, — побагровев, напомнил он, — я ведь вам отчитывался вчера. Доложил о ходе расследования. Меры принимаются. Идет расследование. Вы не хуже меня знаете, как это сложно происходит. Версии отрабатываются.

— Да-да. Отрабатываются… — задумчиво протянул визитер и вдруг тяжело вздохнул, потер лицо ладонями и как-то печально ответил: — Эх, Гена, Гена. Тебя Президент страны лично попросил быстро раскрыть это скандальное дело. Так? Так! А ты начал гонять певцов по всему миру. Загнал народного кумира Фарфорова за границу. Вдову пытался задержать. Все газеты раструбили. В ночном клубе накрыл всех продюсеров.

— Да не я это!!! — не выдержал незаслуженных обвинений Агушин.

Прокурор отмахнулся и продолжил:

— Не важно это сейчас. Плевать! Ты за все отвечаешь, товарищ Агушин. Ты думал, они молчать будут? Нет. Они завопили. Только не вслух, а по всем своим связям. И понеслось дерьмо по трубам! А кто на приеме? Кто, я тебя спрашиваю?

— Ну…

— Вот именно! Я на приеме, Гена. Я. Короче! — Он хлопнул ладонью по столу. — Президент дал мне, то есть тебе, конечно, ровно одни сутки.

Агушин задохнулся от возмущения.

— Сутки? Сутки?!! Да он что…

Генеральный поморщился.

— Не горячись, Геннадий. Остынь. Лучше подумай, что можешь сделать. Скажи, если тебе надо еще людей или еще что-то. Говори. Все выделим. Но только на сутки. Какие мысли, Агушин?

— Только одна.

Геннадий Дмитриевич положил перед собою руки, словно ученик средней школы, и в упор посмотрел на Генерального прокурора.

Тот, не выдержав, отвел глаза:

— Ну и какая?

— Застрелиться.

Неутешительный итог сегодняшним новостям Медянская подвела уже в машине.

— Выходит, у меня ничего не осталось? — повернулась она к адвокату.

Павлов задумался. Он хотел бы ободрить свою подзащитную, однако понимал, что шансов вернуть имущество немного. Исход схватки прямо зависел от того, насколько точно он вычислит следующие шаги своих процессуальных противников.

— Я бы не стал делать такой пессимистичный вывод. У нас есть еще шанс. Действительно есть. Если хотите, я готов поделиться своими соображениями.

— А что это даст теперь? — отмахнулась Виктория, потянулась к сумочке за сигаретами и тут вспомнила, что бросила, а значит, придется терпеть всю дорогу. — Ладно… Давайте свои соображения.

Артем кивнул и, не отрывая взгляда от убегающей под колеса «Ягуара» дороги, начал излагать самое очевидное:

— Скорее всего, перерегистрацию запустил Митя Фадеев. У него были все контрольные экземпляры учредительных документов. Судя по тому, что упоминаются фирмы, подконтрольные Фросту, то без него тоже не обошлось.

Медянская пожала плечами. Фросту, в отличие от Ротмана, вдова еще верила.

— Вы уверены, Корней причастен к этому?

— Не сомневаюсь. Слишком дорого ему обходится «Медиасити». Он не упустит возможности прикрыть свои долги и увеличить долю. Фадеев здесь инструмент. Теперь уже негодный.

Виктория заметно заволновалась. Митя, хотя и предавший, все-таки был воспитанником Иосифа.

— А кто же Мите ноги поломал?

Павлов хмыкнул. Он отметил эту искреннюю озабоченность, и вообще человеческие качества вдовы восхищали его все больше.

— Это мы пока не сможем точно установить. Но, скорее всего, эти два процесса не связаны. Вряд ли его калечил неизвестный конкурент. Тем более в этом не заинтересован Фрост.

— Кто же тогда?

— Возможно, это что-то личное. Или чья-то месть.