Дельфин де Виган - Основано на реальных событиях

Я была не в лучшей форме, но я обещала. На первый взгляд не было причин для того, чтобы встреча прошла плохо. Я привыкла к таким мероприятиям. Мы вместе с Л. посмотрели, какие даты мы могли бы предложить.

Л. показала мне две или три другие просьбы, на которые она ответила в мое отсутствие. Она нашла, что после нескольких дней, проведенных на природе, я хорошо выгляжу. Не задала ни одного вопроса о том, как я провела время.

Вечером она поинтересовалась, будет ли для меня проблемой, если она останется еще ненадолго. Я снова повторила, чтобы она не торопилась.

Л. никогда не расспрашивала меня о Франсуа, что легко позволяла себе в отношении моих подруг. Она никогда не просила рассказать, как мы познакомились, как давно вместе. Когда я возвращалась от него или из Курсея, она только спрашивала, как у меня дела. Она избегала деталей, историй и любой формы рассказа. Франсуа был частью моей жизни, она не могла его игнорировать. Подразумевалось, что она считает его условием задачи. Она не скрывала определенного скептицизма относительно нашей связи и иногда позволяла себе замечание, свидетельствовавшее о том, насколько эта связь представляется ей противоестественной. Я не обижалась. По мнению Л., Франсуа был константой моего существования, с которой следовало меня компоновать. Скорее источник сложностей, нежели благоприятный фактор. Любить мужчину, который тратит свое время на встречи с другими писателями и восхваление их, – вот что казалось ей опасным. Человек, пересекающий Ла-Манш или Атлантику, чтобы встретиться с авторами, которые представляются ему более интересными, чем французские писатели, – а именно это, по мнению Л., и означают его нескончаемые поездки – не может помочь мне обрести уверенность в себе. Как-то вечером, когда Л. немножко выпила, она дошла до того, что сравнила меня с учительницей начальной школы, которая решила жить с инспектором учебного округа. Ее слова вызвали у меня улыбку, тогда она продолжила:

– Представь, мужик приходит домой и рассказывает ей о показательных уроках суперпреподов лучших лицеев, а ей не удается поддерживать дисциплину во втором классе, где учатся дети одиннадцати-двенадцати лет…

Я не была уверена, что уловила суть метафоры. Или, скорее, совокупность смыслов. Случалось, скрытое значение сказанного Л. доходило до меня спустя много дней после нашего разговора.

Так что наша совместная жизнь продолжалась. Возвращение Франсуа мало что в ней изменило. Когда я ночевала у него, то, ссылаясь на работу, возвращалась домой рано утром. И находила Л. в кухне, где она пила чай.

Единственный, касающийся его прямой вопрос, который мне задала Л., относился к возможности нашей с ним совместной жизни теперь, когда дети уехали.

Когда я ответила на ее вопрос вопросом (а намерена ли она менять свою жизнь?), Л. посмеялась над моей наивной формулировкой. «Менять свою жизнь», что это должно означать: привести в порядок, разрушить, поправить? Как если бы у нас была всего одна дорога. Отсмеявшись, она добавила:

– Как будто мы однозначные существа, состоящие из одного куска, из одного материала. Как будто у нас не одна-единственная жизнь.

Мне вспоминаются два или три события, относящихся к тому времени. Но я должна признаться, что не могу теперь точно сказать, в каком порядке они происходили, потому что по мере того, как я продвигаюсь в своем рассказе, все становится все более расплывчатым.

Сначала Л. купила пару или две джинсов той же фирмы, что мои. В тот момент я не обратила на это особого внимания, детали вспомнились мне гораздо позже, когда наши отношения стали по-настоящему ускользать из-под контроля. Мне случается тоже иногда заинтересоваться одеждой, похожей на ту, что я видела у подруги. Бывает, я примеряю, словно мысленно покупаю ее. Но то, что виделось мне элегантным и привлекательным на чужой фигуре, на мне оказывалось всегда слишком широким, слишком обтягивающим, плохо сидящим.

Я заметила, что Л. купила такие же джинсы, как у меня, потому что до нашего знакомства она их не носила – во всяком случае, я не видела их в ее гардеробе в первое время нашей дружбы.

В последующие дни я заметила, что Л. изменилась. Я хочу сказать, она стала походить на меня. Я понимаю, что это может показаться странным (углядеть в ком-то сходство с самим собой) и, безусловно, не лишенным нарциссизма. Но так мне показалось. Не настоящее сходство, в деталях, чертах, но сходство в фигуре, поведении. Я уже отмечала, что мы одного роста, с волосами одного цвета (разве что у Л. они послушные и хорошо постриженные), но к этому добавился новый аспект: что-то в Л., в ее движениях, манере себя держать напоминало мне – меня . Иногда ее силуэт высвечивался, как видеопроекция моего собственного тела на более нежной, ровной поверхности. Еще я обратила внимание, что Л. стала меньше краситься. Например, она отказалась от тональных кремов, которыми пользовалась, когда мы познакомились. Постепенно Л. переняла мои жесты, позы, мелкие привычки. Это смущало, вызывало тревогу. Но, возможно, это было лишь игрой воображения, моего воображения.