Дельфин де Виган - Основано на реальных событиях

Сколько себя помню, я всегда испытывала сложности по части интерьера. Стоило людям попасть в мое поле зрения, обстановка стиралась, исчезала. Если я иду с Франсуа в новое место (в ресторан, например), я способна задним числом с ошарашивающей его точностью описать окружавших нас людей, связывающие их отношения, их прически и одежду, от меня также не ускользают основные темы их разговоров. Зато Франсуа мог, ничего не упустив, вспомнить планировку помещения, его атмосферу с обусловливавшей ее меблировкой, а в случае необходимости – даже разные безделушки и мелочи. Я ничего этого бы не заметила.

Однако в квартире Л. что-то тревожило меня, хотя я не могла определить, что именно.

В ожидании гостей Л. предложила мне белого вина. Мы поболтали о том о сем, Л. было что рассказать о более или менее знаменитых людях, на которых она работала. В тот вечер Л. больше обычного распространялась о своей работе. Она поведала о тесной связи, которая возникает за несколько месяцев, от встречи к встрече, а потом уступает место отчуждению. Она больше никогда не виделась с теми, для кого писала, так-то, она не особенно понимала почему, возможно, из-за этой внезапной близости, да, необходимой, но потом становящейся обременительной.

Шло время, мы в гостиной поджидали ее друзей.

Иногда Л. прерывалась, чтобы взглянуть на свою стряпню в духовке, а я пользовалась этим, чтобы посмотреть на часы.

В полдевятого мы открыли «Мерло» и попробовали приготовленные Л. в стаканчиках закуски.

В девять часов никто по-прежнему не пришел. Л. встала, чтобы проверить духовку, опасаясь, как бы мясо не пересохло. Она не выглядела обеспокоенной, наоборот, изображала слегка наигранное спокойствие. Она сказала, что, приглашая гостей, не уточнила времени: по субботам все бегают по магазинам.

Чуть позже я спросила Л., убедилась ли она, что у нее включен мобильник, на случай если у друзей возникнут проблемы.

В девять сорок пять Л. встала, чтобы посмотреть на часы, вмонтированные в плиту, и объявила, что они не придут. Голос у нее был не слишком уверенный, я не решилась задать какой-нибудь вопрос и предложила подождать еще чуть-чуть.

В десять, когда мы открыли вторую бутылку, я спросила Л., собирались ли ее друзья прийти все вместе. Она не знала. Я посоветовала ей позвонить им или хотя бы некоторым, чтобы узнать, что случилось.

Л. ответила, что это «напрасный труд». Я подумала, что она и правда напрасно вложила много труда, раз никто не придет. Я спросила Л., говорила ли она с ними по телефону, когда приглашала. Л. ответила, что нет. Она отправила им имейл, как каждый год. И как каждый год, они не пришли.

В десять пятнадцать я подарила Л. кашемировый шарф, купленный, несмотря на ее запрет. Когда она вынула его из пакета и развернула перед собой, я увидела, как у нее сжалось горло, кровь бросилась к щекам и на глазах выступили слезы, которые она попыталась сдержать. В какой-то момент мне показалось, что она сейчас потеряет сознание. Тогда, желая утешить, я обняла ее за плечи. Несколько секунд я чувствовала, как будто в ее теле разыгрывается битва между торжеством и капитуляцией. Когда я освободила ее из объятий, к Л. вернулось самообладание, она улыбнулась.

– Я же сказала: никаких подарков! И все-таки спасибо, он великолепен.

В половине одиннадцатого, когда, как мне показалось, Л. совсем забыла о нем, я вынула из духовки тушеное мясо, и мы положили себе две обжигающие порции.

Позже, должно быть потому, что мы почти закончили вторую бутылку вина, Л. рассказала мне, что после смерти мужа ее друзья (чуть больше десятка, с которыми они часто виделись, пока Жан был жив) перестали ей отвечать. Каждый год в этот день, который был не только днем ее рождения, но и днем смерти Жана, она все же по-прежнему продолжала приглашать их. Но они ни разу не пришли.

Я попыталась расспросить ее, но после первых же вопросов Л. снова замкнулась.

Помолчав несколько минут, она сказала, что не готова говорить об этом. Она больше не может подвергаться риску чужих суждений.

Она пообещала, что когда-нибудь расскажет. Я не настаивала.

Потом Л. провела несколько минут в ванной. В ее отсутствие я осмотрела пустую комнату, составленные стопкой нарядные тарелки, блюда, к которым мы не притронулись, вспомнила, что подумала обо всем этом «труде», и это показалось мне чудовищно печальным.

Когда она вернулась, мы попробовали разные десерты и поставили музыку.

Мы смеялись, почему – я забыла.