Дельфин де Виган - Основано на реальных событиях

В первые месяцы нашего знакомства я продолжала записывать в тетрадь наши разговоры или монологи Л. До того дня, когда я вообще утратила способность писать, но я к этому вернусь.

Л. подняла на меня глаза, мне показалось, что она пытается контролировать тембр своего голоса и даже его расход.

– Ни на мгновение не могла вообразить, что ты задумала написать что-то вроде этого. В журнале «В мире книг» я прочла статью, в которой ты говоришь о книге-фантоме, еще более личной, к которой ты в конце концов придешь. Тайной книге, спрятанной в глубине этой.

Я прекрасно понимала, о каком интервью она говорит. Я сделала вид, что смутно припоминаю, о чем речь.

– Правда? Я так сказала?

– Да. Ты рассказывала о траектории, проходящей через многие точки, и что тебе отныне будет сложно вернуться к вымыслу. Я прочла твою последнюю книгу с той мыслью, что она содержит другую, будущую, более значимую и более опасную.

Меня бросило в жар.

Я сказала Л., что ошиблась. Я отвечала тому корреспонденту в начале августа, за много недель до выхода книги. Я и вообразить не могла, что произойдет, какую реакцию спровоцирует моя книга. Мне казалось, я предвосхитила ее последствия, но я просчиталась. Мне это оказалось не по силам. Не тот размах, и всё тут. Вот почему теперь я, наоборот, хотела вернуться к вымыслу, рассказать историю, придумать персонажи, ничем не быть обязанной реальности.

– Выходит, все дело в комфорте?

Она не скрывала раздражения. Это застало меня врасплох.

– Да, в каком-то смысле в комфорте, для меня и для других. Сносная, терпимая ситуация, которая позволяет…

– Всем плевать. Людям хватает их порции басен и персонажей, они пресыщены неожиданными обстоятельствами, новыми поворотами событий. Им хватает хорошо закрученных интриг, их ловких зацепок и развязок. Людям надоели пустобрехи и деляги, лепящие свои байки как пирожки, чтобы втюхивать им свои книги, автомобили или йогурты. Производимые в промышленном количестве и бесконечно множащиеся истории. Читатели, можешь мне поверить, ждут от литературы другого, и они правы: они ждут истины, подлинности, они хотят, чтобы им рассказали про жизнь, понимаешь? Литературе не следует путать территории.

Прежде чем ответить, я на мгновение задумалась:

– А разве так важно, о настоящей или ложной жизни рассказывается в книге?

– Да, важно. Важно, чтобы это было правдой.

– Но кто может утверждать, что знает это? Людям, как ты говоришь, возможно, нужно только, чтобы это верно звучало. Как музыкальная нота. Кстати, может, в этом и кроется загадка чтения: правда это или нет. Я думаю, люди знают, что ничего из того, о чем мы пишем, не может быть совершенно чуждо нам. Они знают, что всегда есть нить, мотив, трещинка, которые соединяют нас с текстом. Однако они согласны, что мы транспонируем, сгущаем, перемещаем, искажаем. И придумываем.

Так я думала. Или мне хотелось так думать. Я имела возможность знать, до какой степени «люди», или хотя бы отдельные читатели, любят истину, стараются отделить ее от басни, гонятся за ней от книги к книге. Скольким из них хотелось узнать, что в моих предыдущих романах было автобиографическим? Частью пережитого? Сколько из них спросили у меня, действительно ли я жила на той улице, правда ли, что познала фантастическую страсть к телеведущему, эгоцентрику и выдумщику, была ли на самом деле жертвой морального насилия? Сколько из них после прочтения моего последнего романа спросили у меня: «Неужели все это правда?»

Но мне хотелось верить вот во что: встреча с книгой – встреча интимная, глубоко личная, эмоциональная, эстетическая – происходит в другом месте.

Я чувствовала, что Л. охвачена глухой, мощной яростью.

– Значит, твой последний роман – это просто история, как другие? И это не важно? Ты воображаешь, что сделала достаточно, чтобы истина была произнесена? А теперь, сделав шажок в сторону и чуть было не вывихнув ногу, ты чувствуешь, что тебе дозволено вернуться в зону комфорта?

Я ощущала на себе ее возмущенный взгляд, нацеленный, как оружие. Я начинала чувствовать себя виновной в чем-то, чего не существует, где я не написала первой строчки, в этом не было никакого смысла.

– Но истины нет. Истина не существует. Мой последний роман был всего лишь неловкой неудавшейся попыткой приблизиться к чему-то неуловимому. Способом рассказать историю сквозь деформирующую призму, призму боли, сожалений, отказа. И еще любви. Ты все это прекрасно знаешь. Как только мы что-то пропускаем, растягиваем, сжимаем, затыкаем дыры – мы оказываемся в вымысле. Да, я искала истину, ты права. Я сравнивала источники, точки зрения, рассказы. Но любой процесс писательства сам по себе есть роман. Рассказ – это иллюзия. Он не существует. Никакой книге не должно быть дозволено носить такую награду.