Дельфин де Виган - Основано на реальных событиях

В тот же вечер мы пошли выпить по стаканчику недалеко от порта.

Еще раньше, когда мы еще были с группой (состоящей из десятка писателей и организаторов фестиваля), она рассказала о себе, о своей страсти к автомобилям и к скорости, о любви к вину, о преподавании в университете. Я вдруг резко захотела, чтобы она заинтересовалась мной, предложила, чтобы мы вместе сбежали, выделила меня из прочих. Выбрала меня. Так оно и случилось. В жаркой темноте я сидела напротив нее и, хотя мы были примерно одного возраста, казалась себе неуклюжим подростком. Она во всем превосходила меня. Ее остроумие, речь, голос – все завораживало меня. Помнится, мы говорили о городе, в котором она жила, о красоте аэропортов, о том, как, несмотря на забывчивость, книги продолжают жить в нашей памяти. Помню, я рассказала ей о самоубийстве моей матери, случившемся несколькими месяцами раньше, и о вопросах, которые все еще мучили меня. Впервые меня посетило желание лежать рядом с женщиной, прикасаться к ее коже. Уснуть в ее объятиях. Впервые я представила, что это возможно, что такое может со мной случиться – вожделеть к женскому телу.

В отель мы вернулись пешком, поздно ночью. В коридоре мы без колебаний расстались, это произошло мгновенно, ясно. Каждая ушла в свой номер. Я часто вспоминала о ней, я никогда больше ее не видела.

Была ли для меня Л. объектом желания? Учитывая то, как мы познакомились, и стремительность, с какой она заняла в моей жизни столь значительное место, я, разумеется, задавала себе этот вопрос. И ответ положительный. Да, еще и сегодня я была бы способна с точностью описать тело Л., длину ее ладоней, прядь, которую она заправляла за ухо, ее кожу. Шелковистость ее волос, ее улыбку. Я желала быть Л., быть как она. Я желала походить на нее. Однажды мне захотелось погладить ее по щеке, обнять. Я любила ее духи.

Не знаю, какова во всем этом доля сексуального желания, возможно, оно никогда не доходило до моего сознания.

В день объявления результатов экзаменов Л. первая позвонила мне, чтобы узнать, сдали ли Луиза и Поль. Мы решили в тот же вечер у нас дома с друзьями отпраздновать успех моих детей. Я представляла небольшую веселую вечеринку для своих, после чего дети отправятся куда-нибудь веселиться до конца ночи. И предложила Л. прийти, так она наконец сможет познакомиться с ними, а заодно с Франсуа, которого она до сих пор ни разу не видела. После минутного колебания Л. загорелась – ну конечно, отличная мысль, что принести: вино, закуски для аперитива, десерт?

Вечером Л. оставила мне голосовое сообщение, чтобы сказать, что она не придет: ей очень жаль, но у нее сильно болит спина, и она опасается, как бы эти симптомы не оказались предвестниками почечной колики. К несчастью, с ней это бывает довольно часто, так что ей лучше остаться дома и отдохнуть.

Назавтра я позвонила ей, чтобы узнать, как она себя чувствует. Она считала, что ей удалось избежать приступа, но была усталой. По своей обычной привычке она незамедлительно приступила к расспросам: как прошла вечеринка, счастливы ли Луиза и Поль, горды ли, испытывают ли облегчение? Пошли ли потом куда-нибудь с друзьями? А каково было мне со всем этим? Она полагает, что я пережила забавный материнский опыт: отметить бакалавриат своих детей, а вскоре их восемнадцатилетие, готовиться отпустить их, вместе с ними радоваться их успеху, и что они попали в школы, о которых мечтали. Но ведь все это, не так ли, в то же время означает, что очень скоро я останусь одна. Как я переживу этот перелом? Не слишком ли быстро? Не кажется ли мне, что он наступил как-то внезапно, без предупреждения, даже если восемнадцать лет прошло с момента рождения моих детей. Не поразительно ли это?

Как всегда, Л. формулировала в точности так, как могла бы сделать я сама: это ощущение, что хочется удержать время, тщетное усилие заставить счетчик остановиться, или хотя бы чтобы часы стали длиннее, хоть на немножечко, и это неверие в то, что пришло мое время.

Л. оказалась права. Это было болезненно и восхитительно. Это случилось внезапно. От этого кружилась голова. У меня оставались сотни образов и ощущений, которые я не хотела терять, хрупкие воспоминания, уже искаженные, которые теперь мне следовало оберегать.

И еще оставался этот вопрос, порой приходивший мне в голову, когда я пыталась совместить две картинки: Луиза и Поль при рождении (два крошечных существа, родившихся путем кесарева сечения с интервалом в три минуты, вдвоем весившие едва ли пять килограммов) и Луиза и Поль сегодняшние (двое молодых людей крепкого сложения, ростом соответственно метр семьдесят восемь и метр девяносто пять). Этот вопрос, который я иногда задавала вслух, когда по утрам смотрела на них в кухне, этот вопрос, выражавший мое восхищение, да, именно восхищение, как если бы времени, которое разделяло две этих картинки, не существовало: