Крис Хаслэм - Двенадцать шагов фанданго

— Ужас, — произнесла невнятно Мэри. — Закрой эту чертову дверь и принеси тряпку. Кажется, я больна. — Она поднялась с четырех конечностей на колени, оглядела себя с немым изумлением, прежде чем устремить на меня ожидающий взгляд разобиженной школьницы. — Что со мной случилось, черт возьми?

Это был хороший вопрос.

Жизнь Кровавой Мэри представляла собой страницу из детектива на криминальную тему, способного заинтересовать туристов, которые бродили по горным тропам в тени Монтекоче. Ее улыбка напоминала свежий кровоподтек, а волосы — цвет пролитого вина. Она носила свою прическу с видом разочарованной женщины, наполовину моложе ее сорокадевятилетнего возраста. От эпатажа и дешевого блеска Мэри исцелялась с возрастом, осознав тщету своей непритязательной жизни.

Муж Кровавой Мэри в восьмидесятых годах прошлого века убивал дождливыми ночами проституток в Озерном крае. Никто не знал, то ли ее супруг выполнял религиозную миссию, то ли просто проводил таким образом свободное время, поскольку он после своего ареста не вымолвил ни слова. Перед тем как его схватили, он убил семерых, и высокопоставленные копы выстроились в очередь для допроса арестанта.

Как правило, задавали вопросы: «Зачем ты убивал? Сколько еще убил? Где спрятал трупы?» Часто спрашивали: «Знала ли об этом жена?» Но муж Мэри просто улыбался в ответ и почесывал бородку. Его отправили в психиатрическую клинику Ашворта для дальнейших наблюдений, а по рекомендации британской службы прокурорского надзора дело его рыжеволосой жены было закрыто.

Кровавая Мэри продала историю этого периода своей жизни редакции воскресной бульварной газеты, выручила деньги и ударилась в бега. Остановку сделала на южной окраине Европы, где купила поначалу крохотный двуспальный домик в Калахонде. Ее появление вызвало волнение среди перегретых, неудовлетворенных обитателей британского пояса на Коста-дель-Соль. Ей понадобилось три месяца, чтобы понять невозможность анонимного проживания среди представителей самого большого на земле сообщества британских инородцев. Она переехала внутрь страны, полагая, что может укрыться где-нибудь на узких улочках деревни Матаморос, приютившейся на вершине горы. Но ее древний домик вскоре стал андалузским эквивалентом дома Лиззи Борден, [33] Лиззи Борден — женщина-убийца, расправлявшаяся со своими жертвами при помощи топора. обеспечивая компании соотечественников, утомленных белыми башнями крепостей и осликами, качественные снимки фотоаппарата «Кодак». Мэри продержалась в Матаморосе два года, прежде чем переселиться в Ла-Мендиросу, где, наконец, нашла уединение, которого жаждала и боялась одновременно.

Я пошел на кухню за шваброй и парой полотенец. Мэри потащилась в ванную комнату прополоскать рот, что давалось ей нелегко, судя по громким ругательствам, перекрывавшим шум льющейся из крана воды. Воспользовавшись ее отсутствием, я внимательно осмотрел комнату и обнаружил в вазе, полной съежившихся апельсинов, ключи от машины.

Мэри вышла шаркающей походкой из ванны, тяжело опустилась на изношенную тахту.

— Чертова кошка уничтожила все мои духи «Шанель», — пробормотала она, прикуривая сигарету от золотой зажигалки. Она взглянула на меня, моргая, словно заметила в первый раз. — Боже! Они прилично отделали тебя, верно?

— Кто отделал? — быстро спросил я.

Мэри открыла рот, чтобы ответить, потом изменила свое решение. Но было уже поздно.

— Кто меня отделал?

Она пожала плечами:

— Откуда я знаю? Без сомнения, тебе наподдал какой-нибудь подонок с мощными кулаками. Удивляюсь, что этого не случилось гораздо раньше, учитывая твой образ жизни.

Ответ был обнадеживающим, но не совсем. Я пытался перехватить ее взгляд, чтобы прочесть в нем правду, но он выдавал лишь ее оцепенение.

— Прекрасная работа, — сказал я, меняя тему разговора до того, как хозяйка выдумает новую уловку, чтобы избежать расспросов.

Мэри проследила за моим взглядом, который был устремлен на серебряный шприц, опущенный в стакан с горячей водой.

— Антиквариат, — откликнулась она рассеянно. — С двадцатых годов. Принадлежал, очевидно, какому-то поэту, поэтому старайся не лапать его руками. — Она снова легла на тахту и глянула на меня одним налитым кровью глазом в попытке определить, не слишком ли много выболтала. — Ты собираешься остаться на всю ночь или как? — Мэри перевела взгляд на окно, почувствовала внезапно неуверенность. — Сейчас ночь, не так ли? — спросила она, словно тьма за окном принадлежала ей одной.