Я сел на чистый матрас. Рано или поздно какой-нибудь коп в полоску справится, найден ли регистрационный номер машины узника. Возможно, они разыскивают его в данный момент. Как только пройдет шок после его обнаружения, они возьмутся за меня. Так же как в церкви Матамороса, я сомневался, что какой-нибудь полицейский чин добьется успеха допросами, но они будут тянуть время, пока возможно, фотографируя меня и снимая отпечатки пальцев. Они проверят меня на ВИЧ-инфекцию в региональном центре Эстероны, по учетам Интерпола, поищут по картотекам штаба Национальной гвардии в Ронде. Рано или поздно, случайно или преднамеренно, мое лицо совпадет с фото на моем паспорте. Им даже не нужно искать кокаин.
Я вспомнил теперь уже далекое утро вторника, когда я стоял в разоренной передней своего дома. Я был отключен наполовину анисовой водкой и кокаином Ивана, наблюдал, как Луиза пытается немного прибрать комнату. Даже тогда какой-то голос, который я проигнорировал, напевал импровизированную песню в стиле фламенко, которая в переводе теряет смысл. Суть песни, теперь я понимал, заключалась в том, что все было кончено уже тогда, и все, что я делал впоследствии, являлось лишь отсрочкой неизбежного. Интересно, сохранился ли еще наш дом, или он был уничтожен пожаром, вспыхнувшим от подожженных тел. Я подумал о выцветшей афише в Кадисе, которая предупреждала меня: aqui termina la fiesta. [34] Праздник кончается здесь (исп.).
Наступило время сна.
Он кричал на меня с расстегнутой ширинкой:
— Хватит!
Мой язык распух, горло горело. Сон не шел. Я сел, протер глаза, пытаясь вспомнить, что со мной произошло.
Хотелось пить. Неаккуратный коп желал, чтобы я поднял свой зад. Я ощупал себя в поисках сигареты, нашел одну, вставил ее между губ. Коп сказал, что времени на раскачку нет. Машина Мэри — и кокаин? Я провел руками по голове, лицу, шее, поднялся.
— Куда мы идем?
Коп почесал подмышки и указал на дверь.
Таков первый день остатка моей жизни, уверял я себя, проходя мимо закрытых дверей других камер и томясь в ожидании, пока коп запирал замок четырехзначным кодом. Я стану молчать, пока не узнаю, что им известно, а затем напрягусь. Я заморгал и в какую-то долю секунды словно увидел из темноты, как Альберто смеется над собственной шуткой. Только вчера, там, в горном баре, я был готов предать его с такой же легкостью, с какой он решил помочь мне. Теперь, как бы это ни воспринималось, я буду стоять за него. Неважно, узнает ли он об этом. Начну с Жан-Марка, и с ним будет покончено. Если они не смогли его схватить, я им помогу.
— Теперь направо, — скомандовал коп.
Мы остановились перед закрытой дверью. Коп постучал, одновременно выкрикнув:
— Заключенный!
Дверь открылась, мы вошли в комнату, похожую в планировке на камеру, в которой я провел ночь. Такое же высокое окно из стеклянных блоков, такие же сверкающие белизной стены, такая же резиновая кнопка вызова. Не было койки, граффити и туалета. В центре комнаты стоял стол с привинченными к полу ножками. На столе, как главный экспонат, — большой серебристого цвета магнитофон. Интересно, не думают ли они, что я его украл?
Профессиональный полицейский в свежем мундире сидел лицом ко мне. Когда я проковылял в комнату, он вежливо указал на свободный стул:
— Садитесь, пожалуйста, мистер Бедфорд. Сожалею, что разбудил вас так рано, но мне нужно задать вам несколько вопросов. Хорошо? — У него были черные, обработанные бриолином волосы, как у дамского угодника, но разило от него чем-то грубым и мужским.
Я посмотрел на него понимающим взглядом, но он не изменил серьезного выражения лица.
— Слушаю вас, — пробурчал я.
Он потасовал бумаги на столе, повертел шариковой ручкой и нажал кнопку тюремного магнитофона. Записал на пленку время и дату, представил себя и сопровождавших меня копов в обычной полицейской манере.
— Ваше имя Бедфорд Джон, — произнес он. — Подтвердите это на звукозаписи, сказав: да, если не возражаете.
Я не возражал.
Коп улыбнулся:
— Сеньор Бедфорд, поймите, пожалуйста, что вам нечего опасаться, если вы не совершили преступления.
Я улыбнулся в ответ, почувствовав себя гораздо лучше.
— Меня зовут, как вы слышали, Эстрелада. Я расследую три подозрительные смерти, случившиеся вчера примерно в восемь тридцать вечера в Кастеллар-Аламанунья, и последовавший за ними пожар, который нанес большой ущерб крепости. Вы понимаете, о чем я говорю?
Я небрежно пожал плечами и осторожно ответил:
Читать дальше