Робин Кук: Мутант

Виктор покачал головой.

– Нет. На мой взгляд, у нашего сына прекрасная способность к адаптации, лучше, чем у кого-либо из детей, которых я встречал. Что у нас на ужин?

– Виктор, это очень важно.

– Ну хорошо, хорошо. – Виктор закрыл журнал.

– Я вижу, что он прекрасно ладит со взрослыми, – продолжала Маша, – но он совершенно не общается с детьми своего возраста.

– Он общается с ними в школе.

– Я знаю. Но там все-таки формальное общение.

– По правде говоря, – начал Виктор, прекрасно сознавая, что он говорит жестокие вещи, но его собственная озабоченность по поводу сына – озабоченность совершенно не похожая на ту, которую испытывала его жена, – не позволяла ему долго обсуждать эту тему, – я думаю, ты становишься невротичкой. Виктор прекрасный ребенок. С ним абсолютно все в порядке. Я думаю, это у тебя после смерти Дэвида. – Внутренне он сжался, но у него не было другого способа: лучшая защита – нападение.

Его слова были пощечиной для Маши. Загоняя назад мгновенно навернувшиеся слезы, она заставила себя продолжить.

– Помимо очевидного недостатка в друзьях, есть еще и другие вещи. Похоже, ему вообще никто не нужен. Когда мы покупали Кису, то сказали ему, что это будет его кошка, а он на нее даже ни разу не взглянул. И раз уж ты заговорил о Дэвиде, как ты думаешь, это нормально, что он никогда не вспоминает о брате? Когда мы сообщили ему о смерти Дэвида, он вел себя так, как будто умер совсем чужой человек.

– Маша, вспомни, он был всего лишь пятилетним ребенком. Мне кажется, это у тебя расстройство. Пять лет – это слишком долгий срок для скорби. Тебе нужно сходить к психиатру.

Маша прикусила губу. Всегда такой добрый, Виктор сразу обрывал ее, стоило ей заговорить о Викторе-младшем.

– Ну ладно, я просто хотела поделиться с тобой своими мыслями, – вздохнула она, поднимаясь. Пора было идти на кухню заканчивать приготовления к ужину. Услышав знакомые звуки «Пэкмэн», доносившиеся из кабинета, Маша немного успокоилась.

Виктор встал, потянулся и направился за ней.

19 марта 1989 года

Воскресенье, вечер

Сидя за шахматной доской, доктор Уилльям Хоббс, как обычно, любовался сыном. Внезапно голубые глаза мальчика закатились, и ребенок упал со стула. Уилльям не видел, как сын ударился, он только слышал отвратительный глухой звук удара тела о пол.

– Шейла! – закричал он, вскочив с места и кинувшись к другой стороне стола. С ужасом он увидел, что руки и ноги Мориса бились в судорогах, сведенные спазмом.

Будучи доктором философских, но не медицинских наук, Уилльям точно не знал, что делают в таких случаях. Он смутно помнил, что нужно что-то вставить между зубами больного, чтобы он не прикусил язык. Но у него под рукой не было ничего подходящего.

Встав на колени и склонившись над мальчиком, до третьего дня рождения которого оставалось всего несколько дней, Уилльям опять позвал жену. Тело Мориса содрогалось с удивительной силой, Уилльяму с трудом удавалось удерживать сына, чтобы тот не повредил себя.

При виде мужа, удерживавшего бившегося в страшных судорогах ребенка, Шейла застыла на пороге. Морис уже успел сильно прикусить язык, и при каждом движении его головы на ковер вылетала струя пенившейся крови.

– Вызови «скорую помощь»! – закричал Уилльям.

Шейла стряхнула оцепенение и кинулась на кухню к телефону. Морис неважно себя чувствовал с того момента, как она забрала его из детского сада «Кимеры». Он жаловался на пульсирующую головную боль, как при мигрени. Конечно, обычно трехлетние дети так не говорят о головной боли, но Морис не был обычным ребенком. Он был настоящий вундеркинд, гений. В восемь месяцев он начал говорить, в тринадцать уже читал, а сейчас вполне мог обыграть отца в шахматы во время их ежевечерних состязаний.

– Нам нужна «скорая помощь», – закричала Шейла в трубку, когда ей наконец ответили. Она дала адрес, умоляя диспетчера поторопиться. Затем побежала обратно в гостиную.

Конвульсии прекратились. Морис лежал на диване, куда перенес его отец. Мальчика вырвало, и содержимое желудка, пополам с кровью, перепачкало его светлые волосы. Рвотные массы продолжали стекать из углов рта. Кроме того, он потерял контроль над мочевым пузырем и кишечником.

– Что же делать? – Уилльям в отчаянии не находил себе места. Правда, теперь ребенок нормально дышал, цвет лица из грязно-голубого постепенно делался обычным.

– Как это случилось? – спросила Шейла.