Робин Кук - Мутант

Маша рассказала Виктору о разговоре с Мартой Гиллеспи и о поведении сына в подготовительной школе.

– Почему ты так уверена, что он поддавался?

– Боже мой, тебя это до сих пор волнует, – сказала Маша, включая горелку под сковородкой с рисом. – Я была почти уверена в этом, еще когда наблюдала ваш заплыв в воскресенье вечером. А теперь, поговорив с Мартой, я абсолютно уверилась в этом. Похоже, он не хочет привлекать к себе внимание.

– Но, поддаваясь в заплыве, можно привлечь еще большее внимание.

– Может быть, – проговорила Маша, хотя в ее тоне сквозила неуверенность. – Боже, как бы я хотела знать, что он чувствовал, когда упал показатель его умственного развития. Это могло бы объяснить его теперешнее поведение. Тогда мы были слишком озабочены его здоровьем, чтобы побеспокоиться о его чувствах.

– Мне кажется, что он неплохо справился с этим, – ответил Виктор. Подойдя к холодильнику, он достал бутылку белого вина. – Я знаю, что ты со мной не согласишься, но мне кажется, что он в полном порядке. Он счастливый ребенок. Я горжусь им и думаю, он станет великим ученым. Он обожает лабораторию.

– При условии, что его интеллект опять не даст сбоя, – уколола Маша. – Меня не беспокоит его работоспособность. Меня беспокоит, что твой ужасный эксперимент повлиял на его человеческие качества.

Она отвернулась, чтобы скрыть навернувшиеся слезы: ей уже было трудно контролировать эмоции. Вряд ли она сможет оставаться с мужем, когда все это закончится. Но захочет ли Виктор-младший отказаться от его драгоценной лаборатории и жить с ней?

– Вы психиатры... – пробормотал Виктор, доставая штопор.

Маша помешала рис и проверила, не готовы ли артишоки.

Она пыталась овладеть собой. Хватит слез. Немного помолчав, она снова заговорила:

– Мне надо было вести дневник развития Виктора. Он бы сейчас пригодился.

– Я вел, – сказал Виктор, вытаскивая пробку из бутылки.

– Ты вел? Почему ты никогда мне о5 этом не говорил?

– Потому что он был предназначен для проекта ФРН.

– Можно на него взглянуть? – спросила Маша, в который раз пытаясь подавить свою злость на самонадеянность Виктора, использовавшего ее ребенка как подопытную морскую свинку.

Виктор попробовал вино.

– Он в моем кабинете. Когда Виктор-младший ляжет спать, я тебе его покажу.

~~

Маша сидела в кабинете Виктора. Она настояла на том, что прочитает дневник в одиночестве: присутствие мужа только раздражало бы ее. По мере чтения дневника ее глаза наполнялись слезами. Она заново переживала рождение сына. Хотя дневник был написан языком стандартных лабораторных отчетов. Маша была до боли растрогана. Она забыла уже, как следил за ней взглядом Виктор-младший с самого рождения, еще задолго до того, как обычные дети начинают фокусировать зрение.

Все этапы развития ребенка были достигнуты невероятно рано, особенно овладение речью. В возрасте семи месяцев, когда ему полагалось произносить не больше чем «мама» и «баба», он уже строил предложения. К году он полностью овладел лексикой. В восемнадцать месяцев, когда обычные дети неплохо ходят, он уже катался на маленьком велосипеде, который смастерил для него Виктор.

Чтение дневника напомнило Маше об этом чудесном времени. Каждый день был отмечен какими-то новыми достижениями, открытиями новых способностей малыша. Она почувствовала, что отчасти сама виновата в том, что, восхищаясь необычными способностями мальчика, мало задумывалась о том, как столь необычайные способности отразятся на развитии личности. Как психологу ей это было непростительно.

Когда она дошла до раздела, озаглавленного «Математика», в комнату под каким-то неубедительным предлогом вошел Виктор. Недовольная собой за свои собственные упущения в воспитании сына, она разрешила ему остаться.

Математика всегда была ее уязвимым местом. В колледже ей приходилось дополнительно заниматься с преподавателем, чтобы закончить обычный курс. Она была потрясена, когда Виктор-младший стал проявлять способности к математике. Уже в три года он объяснил ей основы этой науки. После его объяснений впервые в жизни ей удалось наконец их понять.

– Что меня поражало, – сказал Виктор, – так это его способность переводить математические уравнения в музыку.

Маша помнила это. Тогда им казалось, что в семье подрастает второй Бетховен. «И мне никогда не приходило в голову задуматься о том, что эта ноша – быть гением – может оказаться слишком тяжелой для малыша», – подумала она с сожалением. Пролистав оставшиеся страницы, она с удивлением обнаружила, что дневник на этом кончался.