Робин Кук - Мутант

– Что ты думаешь по поводу падения интеллектуального коэффициента Виктора? Это не может быть смазанной формой того же явления, ведь он был примерно в таком же возрасте, когда это случилось?

– Возможно, – ответил Виктор. – Но я не знаю.

Маша медленно обвела глазами лабораторию. Теперь она воспринимала все это оборудование, казалось, пришедшее из будущего, по-иному. Научное исследование может подарить надежду на излечение ныне смертельного заболевания, но оно же может привести к совершенно обратным последствиям.

– Я хочу уйти отсюда, – неожиданно сказала Маша, поднимаясь. От резкого движения стул, на котором она сидела, покатился, вращаясь, к центру комнаты и ударился о холодильную установку, в которой хранились зиготы. Виктор подхватил стул и поставил его на место, около стеллажа. К этому времени Маша уже вышла в коридор. Виктор быстро запер лабораторию и поспешил за ней. Он протиснулся сквозь закрывавшиеся двери лифта. Маша отодвинулась от него. Она чувствовала боль, злобу, омерзение. Но сильнее всех этих чувств было чувство тревоги. Ей хотелось скорее домой, к сыну.

Они молча вышли из здания. У Виктора хватило ума не заговаривать с ней. Снег начал подмерзать, и им приходилось ступать осторожно, чтобы не поскользнуться. Пока они садились в машину. Маша чувствовала, что муж наблюдает за ней. Она по-прежнему молчала. Однако после того как они переехали Мерримак, Маша неожиданно заговорила:

– Мне казалось, что эксперименты на человеческих эмбрионах запрещены законом. – Она понимала, что преступление Виктора, скорее, относится к области морали, но пока что была не в силах принять всю правду.

– Отношение к этому всегда было нечетким, – сказал Виктор, чувствуя облегчение от того, что ему не надо касаться этических вопросов. – В Федеральном своде законов был опубликован небольшой указ, запрещающий подобные эксперименты. Но он относился только к государственным учреждениям, финансируемым из федерального бюджета. Он не относится к частным учреждениям типа «Кимеры». – Виктор не стал дальше распространяться на эту тему. Он понимал, что его действия не подлежат оправданию. Некоторое время они ехали молча, затем он снова начал говорить:

– Я тебе не рассказывал все это только потому, что хотел, чтобы ты относилась к Виктору как к обычному ребенку.

Маша посмотрела на мужа, наблюдая за игрой света фар проходящих машин на его лице.

– Ты не говорил мне, потому что сознавал, что это все ужасно, – выдавила она наконец.

Они повернули на Уиндзор-стрит.

– Может быть, ты права. Да, я действительно чувствовал свою вину. До того как родился Виктор, я думал, у меня будет нервный шок. Потом, после того как снизился его коэффициент, я опять почувствовал, что не перенесу этого. И только за последние пять лет я как-то успокоился.

– Тогда почему ты опять использовал зиготы?

– К этому времени казалось, что эксперимент прошел блестяще. Кроме того, эти семьи, они идеально подходили для того, чтобы воспитывать необычных детей. Но мне не следовало этого делать. Теперь я это понимаю.

– Понимаешь?

– О Господи, да!

Когда они въехали на подъездную аллею, Маша – впервые с того момента, когда он демонстрировал ей крыс, – почувствовала, что когда-нибудь она, пожалуй, сможет простить мужа. И тогда, может быть, – если с Виктором-младшим все будет в порядке, если ее тревоги за сына беспочвенны – они смогут продолжать оставаться одной семьей. Очень много «если». Маша закрыла глаза и начала молиться. Потерявшая одного сына, она молила Бога сохранить второго. Еще одну потерю она бы уже не перенесла.

Свет в комнате Виктора-младшего все еще горел. Каждый вечер он либо читал, либо занимался. Как бы отчужденно он ни вел себя, он был, в сущности, хорошим ребенком.

Виктор нажал кнопку автоматического открывания гаражных дверей. Как только машина остановилась, Маша выскочила, желая удостовериться, что с сыном все в порядке. Не дожидаясь мужа, она попыталась своим ключом открыть дверь в задний холл.

Дверь не открывалась. Подошел Виктор, но тоже не смог отпереть замок.

– Дверь на предохранителе, – сказал он. – Наверное, Виктор-младший запер ее, когда мы уехали.

Маша стала стучать кулаком в дверь. Гараж наполнился звуками ударов. Виктор-младший не отвечал.

– Как ты думаешь, с ним все в порядке? – спросила Маша.

– Я уверен, что все нормально. Но он никак не сможет тебя услышать, если только он не в общей комнате. Пошли попробуем переднюю дверь.