— Я уже говорил, когда считал вас друзьями.
— Угу… помню, я спрашивал, когда считал тебя умным. Теперь снова скажи. — Кобб провел пальцем по карте. — Селла… Селадас… По дороге точно можно проехать?
Цыган с гордым презрением отвернулся.
Кобб хлестнул его по щеке.
— Дорога проезжая?
Виллафранка кивнул.
— Хорошо. Альфамбра, Эскорихуэла, к югу на Седрильяс, к востоку до Вилларойя и Фортунете, вот до этой дорожной развязки. Куда она нас приведет? — Он положил ладонь на карту.
Виллафранка понял зачем.
— К повороту на дорогу в Вилларлуэнго.
— Молись, ангелок, чтоб так оно и было. — Кобб снова забил кляп в рот цыгана и обратился к своим: — Вас кто-нибудь видел?
— Разумеется, нет, — вздохнул Кройц.
— Едем тогда. Уже час потеряли. Малыш, сядь сзади с арестованным. — Кобб влез в кабину, запустил мотор.
В кузове было темнее ночи, пахло кровью и шерстью. Сидней сидел над задним мостом, морщась на каждом ухабе и кочке, чувствуя на лице испытующий взгляд Виллафранки. В отличие от Луиса Аранхука хитрый цыган смотрел в лицо Смерти с бравадой матадора и пренебрежительным любопытством, приплясывал в ее тени, поглядывая одним глазом на зрителей, а другим на дверь. Виллафранка давно разметил границы, в которых еще оставалась возможность спасения, и воспринимал свое положение с подчеркнутым пониманием как своего рода аттракцион. Сидней его лица не видел, но знал — гад ему ухмыляется с другой стороны. Снеси ему башку, а он, на манер деревенского петуха, все равно будет пытаться бежать. Он гадал, о чем беседуют в кабине Кройц с Коббом, осознавая, что вполне мог стать таким же пленником, как Виллафранка, хоть и гораздо менее ценным.
Два часа назад казалось, что на всем белом свете можно доверять только Коббу. Теперь он никому не верил и боялся столь полного одиночества. Смерти тоже боялся — не последствий, а процесса. Он рос и взрослел, постоянно думая о медленной смерти отца, истекавшего кровью в очереди перед дверью руанского госпиталя, воображал смертный холод, постепенно охватывавший немевшее тело, жуткую ледяную хватку Смерти, сожаления о непрожитой жизни. Понял теперь, что реальность гораздо, гораздо страшнее. La Muerte [81] Смерть (исп.).
высылает вперед La Soledad, [82] Одиночество (исп.).
которое расчищает путь, чтобы жертва ничего не видела, кроме нее. Вспомнилось ненавистное необъяснимое отвращение к павшим товарищам, смертельно раненным в Хараме. Джо чуял отчуждение и омерзение, которого не мог скрыть Сидней, глядя на проклятом горном склоне на истекавшего кровью друга. А ему самому суждено погибнуть в одиночестве, с запятнанной репутацией и с живой душой, уничтожаемой La Soledad. Кажется, Виллафранка дружен с одиночеством, и Сидней, внезапно не выдержав тяжких мыслей, протянул руку и выдернул платок изо рта грабителя.
— Спасибо, — прохрипел Виллафранка. — Вода есть?
Сидней вспомнил предупреждение Кройца о пленных, старающихся влезть тебе в душу, и сразу пожалел, что вытащил кляп.
— Нет, — ответил он.
— Hombre, [83] Здесь: приятель (исп.).
ради Христа, наверняка найдется вода. У меня язык превратился в наждак.
Сидней нащупал в кармане фляжку Сименона.
— Вот, — сказал он.
— Я в наручниках, — напомнил Виллафранка. — Дай хлебнуть.
— Тут не вода.
— А что?
— Арманьяк. Фляжка принадлежала мужчине, которого вы убили гранатой.
— Не я, — заверил Виллафранка, — а та самая девушка, не помню по имени. Упокой Бог их души, — искренне провозгласил он, запрокинул голову, глотнул, облизнулся. — Превосходно. Сам выпей.
Сидней глотнул пару раз.
— В ту дверь я должен был войти. Он меня оттолкнул и открыл ее сам.
— Почему? — спросил Виллафранка.
— Не знаю. Я толкался в три первых двери, и все были заперты. Он велел мне отойти от четвертой и сам пошел.
— Как его звали?
— Сименон. Француз.
— Hermano, дай еще хлебнуть в честь твоего друга Сименона.
Сидней влил арманьяк в рот бандита и тоже сделал долгий глоток.
— Действительно девушка гранату бросила?
— Правда, как то, что я перед тобой сижу. Она была ранена, очень боялась.
— Значит, меня должна была убить, — выдохнул Сидней.
— Да ведь не убила, — сказал Виллафранка. — Благодари Бога. Ты бывал в Андалусии?
— Нет.
Сидней видел, как он кивнул в темноте, сверкнув зубами.
— У тебя плохое произношение, hermano. С таким акцентом работы не получишь. Может, тебе понадобится работа. Знаешь, куда мы едем?
Читать дальше