— Это поют не наши ребята, — заметил Сидней, указывая вниз. — Посмотри на гадов. — Шеренги националистов продвигались медленно, осторожно, опустив ружья, высоко подняв кулаки. Он упал на колено, прицелился, Джо выбил у него винтовку.
— Сдаются, — прошептал он. — Массовое дезертирство! — Повернулся к Сиднею, положил руку ему на плечо. — Мы свидетели революции, Сид! Историческое событие! Рабочие покидают ряды, идут к нам. Черт возьми, мы победили!
Бойцы бригад стояли на линии, разинув рты, глядя на приближавшихся дезертиров, которые шли все увереннее, пели громче, размахивали кулаками в жарком замершем воздухе. Защитники карабкались на каменные груды, хором приветствовали приближавшихся, остальные присоединялись, хриплые английские голоса призывали африканских братьев в объятия. Через несколько минут дезертиры очутились в британских окопах. Пение вдруг прекратилось. Ошеломленные пулеметчики были окружены, и Джо с Сиднеем, чувствуя себя обманутыми детьми, смотрели, как тридцать человек уводят, хладнокровно понимая, что теперь они совсем беззащитны.
Стемнело, ветер доносил гортанные мавританские голоса, запах крови и пороха. Сидней снова пополз искать воду, еду и боеприпасы. Миновал в тридцати ярдах мавра, шедшего в другую сторону, — оба друг друга не заметили. Через десять минут одиночный выстрел заставил его вернуться, чтобы обнаружить Джо, который лежал на спине рядом с распростертым у него под ногами мертвым мавром. На губах изумленная улыбка, в животе ружейный штык, вошедший на пятнадцать дюймов.
— Мне конец, правда, черт побери? — пропыхтел Джо.
Сидней открыл рот с лежавшей на языке монетой лжи, потом снова закрыл и сглотнул.
— Плохо дело, Джо, — признал он наконец. — Хочешь, чтоб я его вытащил?
Джо взглянул на винтовку, колыхавшуюся в такт его дыханию, на штык, на темное пятно, расплывшееся на животе.
— Адски больно, Сид.
Сидней взялся за приклад, видя, как Джо морщится под тяжестью винтовки.
— Рукав закуси, — велел он.
Бороздка сбоку на английском штыке облегчила дело, и, когда он с отрыжкой выскользнул из плоти, Джо издал высокий тонкий вопль, полный смертного недоверия. И отключился, прежде чем последний дюйм стали вышел из кишок. Запах крови и экскрементов напомнил Сиднею домашний сарай, где он свежевал кроликов. Он вытащил из нагрудного кармана Джо перевязочный пакет, разорвал матерчатую упаковку, сунул в дыру тампон. Из раны пролитым молоком потекла кровь. Он вскрыл свой собственный пакет, тоже втолкнул, понимая при этом, что выходное отверстие в спине кровоточит так же сильно. Вспотев на холодном вечернем воздухе, с липкими от крови руками, вытащил из брючного кармана носовой платок, скатал и полез под рубашку затыкать выходное отверстие.
— Лучше забинтовать. — Джо очнулся, глядя на рану, коротко дыша.
— Я туда два пакета засунул, — сказал Сидней, не упоминая о другой ране. — Руками зажми. — Кровь тенью лежала на светлой земле. — Придави хорошенько и будешь как новенький девятипенсовик.
В яму пролился короткий поток земли и сланцевой глины, будто земля старалась поскорее засыпать еще одного волонтера, и Сидней прикрыл лицо друга.
— По крайней мере, одного гада ты сделал, — сказал он.
Джо горько покачал головой:
— Он один из нас, Сид. Просто еще один бедный проклятый задавленный рабочий, который делает то, что ему говорят. Я убил его, он убил меня, ты убьешь его приятелей, они убьют тебя. Боссы и акционеры по-прежнему будут сидеть с семьями за рождественским ужином, а дети этого парня будут умирать с голоду. Чертовский стыд и позор.
— Он тебя не убил, Джо. Ты достал его честно и чисто, а сейчас я понесу тебя за перевал.
— Не будь идиотом. — Губы у Джо были синие, зубы красные, белое, как убывающая луна, лицо в мелких царапинах, которые уже не кровоточили, но никогда не заживут.
— Все в порядке, и мы уцелеем, если будем держаться в тени.
Джо тряхнул головой. Эта ночь принадлежит маврам.
— Забудь. Они нас слышат. Я предпочел бы остаться с яйцами, товарищ. Нашел воду?
— Нет. Сразу вернулся, как выстрел услышал.
Джо сморщился — желудочный сок просочился на поврежденный нерв.
— Чувствую, все это плохо кончится.
Без очков он выглядел моложе.
— Ничего еще не кончилось. Дай-ка сюда свой красивый шарф.
В Лондоне миссис Кироу славилась своими шелковыми шарфами. Они были на шесть дюймов длиннее и на целых два дюйма шире любого сопоставимого изделия и продавались только в самых лучших магазинах. Старушка никогда бы не догадалась, что однажды вещь из коллекции «Альбион» свяжет запястья ее смертельно раненного сына на шее неудачника-егеря. Перевал находился в трехстах ярдах выше, а дорога в низине к медпункту начиналась на четверть мили дальше. Нагруженный оружием Сидней полз на четвереньках, волоча за собой Джо и скрываясь в тени. Они останавливались передохнуть за валунами или в кустах, слыша жалобные крики с незнакомым акцентом: «Sanitario! Sanitario!», [31] Санитар! Санитар! (исп.).
которые издавал невидимый раненый, насмешливые вражеские свистки, жужжание, треск и удары снайперских снарядов из мавританских рядов, панические ружейные залпы и пулеметные очереди необученных добровольцев, запуганных слухами о бесшумных ножах мавров. Все это время Джо бормотал, шутил, как будто остроумные замечания могли отвлечь Смерть от насущного дела, но перед самым перевалом стал серьезным.
Читать дальше