Крис Хаслэм - Смерть с отсрочкой

Неспособный заснуть, несмотря на слабость и усталость, Ник покинул Сиднея и выполз на палубу. Дождь еще шел, было темно, хоть глаз выколи, но, когда глаза привыкли к ночи, стали видны слабые фосфоресцирующие вспышки, летящие мимо промокшего корпуса. Вот, подумал он, настоящее сердце тьмы. В такую ночь можно перелезть через поручень и навсегда исчезнуть, вынырнув в шоке и брызгах в кильватере, видя, как в темноте исчезают навигационные огни и светящаяся желтая рубка парома. Глядя вниз на шипевшее море, он гадал, долго ли придется ждать смерти в этом ледяном черном ужасе. Минуту? Час? Сколько б ни было, все же гораздо скорей, чем не прыгнув. Он медленно пошел по палубе, скрипя кроссовками по мокрой стали, мимо одиночных курильщиков с призрачно светившимися в темноте лицами, потом снова вошел внутрь. Внутри все было как в его старой жизни: тепло, светло, защищено от стихий. А снаружи как в новой: темно, холодно, непредсказуемо. Предпочтительно находиться внутри, решил он, гадая, не свидетельствует ли боль в ногах о подхваченном гриппе. Зашел в туалет умыться и наткнулся на Ленни, сушившего руки.

— Глупый старый сукин сын, — проворчал Ленни, сливая в унитаз кварту светлого пива.

— Кто?

— Эль Сид. [11] Эль Сид — испанский рыцарь, прославившийся своими подвигами, описанными в эпическом произведении «Песнь о моем Сиде» XII в.

Ник улыбнулся. В отличие от Никеля Эль Сид — прекрасный пример таланта Ленни подыскивать прозвища, хотя Ник ему этого не сказал.

— По-моему, старик хотел переправиться во Францию, вместо того чтобы слушать тебя и садиться на этот паром, — заметил он.

Ленни вытер руки об штаны и принялся рассматривать в зеркале собственный нос.

— Угу, только фургон мой, и главный тут я, а не он. — Он придвинулся ближе к грязному стеклу, исследуя поры. — Пускай считает себя боссом, пока это соответствует моим целям.

— А какие у тебя цели?

Ленни оглянулся, подмигнул налитым кровью глазом:

— Ленни знает, Никель. Ленни Нос.

Ник сдержал вздох. Это раздражающее присловье было первым, что он услышал от Ленни два года назад в камере Бедфордской тюрьмы. Оглядываясь назад, он всегда видит тут сходство со сценой из «Овсянки» — анемичный Ник-Годбер прибывает в жилище Ленни-Флетча, — ничего забавного. Усатый охранник с грязными подмышками и зловонным дыханием представил их друг другу, и Ленни, растянувшийся на нижней койке в пропотевших серых подштанниках, презрительно покачал головой.

— Ленни знает, — фыркнул он, вытаскивая из-за уха самокрутку и стуча себя по носу. — Ленни Нос.

Наряду практически со всеми своими коллегами-заключенными Ленни был невиновным, получив четыре с половиной года за преступление, которого не совершал. Прибывшего Ника он принял так, как Птицелов из Алькатраса [12] Алькатрас — тюрьма на скалистом острове в бухте Сан-Франциско, превращенная ныне в музей. принял бы раненую ворону, — учил новым трюкам и одновременно повышал самооценку, сочетая полный собачий бред с практическими советами. Ленни был хорошо знаком с «крайслерами» — само собой разумеется, — умел подделать свидетельство о техосмотре с помощью тормозной жидкости и сушилки для волос; вел дела с колумбийцами — особенно интересна невероятная встреча с Медельинским картелем [13] В колумбийском городе Медельине действуют крупнейшие группировки наркоторговцев. в уютном «Белом льве» за игрой в криббидж, — знал, как извлечь максимальную выгоду из любой степени нетрудоспособности. Ник скучал по Ленни после его освобождения и с изумлением обнаружил бывшего сокамерника поджидающим в «глории» у тюремных ворот, когда через шесть недель вышел сам.

Только через несколько дней он понял, почему Ленни за ним вернулся: внутри шла безопасная, теплая, предсказуемая жизнь, Ленни был деятелем консервативного крыла, Ник всегда подчинялся мудрости великого человека — отчасти из страха, а главным образом из-за ощущения, что так надо, что их соответственные роли предписаны симбиозными взаимоотношениями. После условно-досрочного освобождения Ленни Ник чувствовал себя потерянным и одиноким, но не догадывался, что это чувство взаимное — хвастливая самодовольная громогласная доверительность сокамерника частично покоилась на его плечах. Снаружи, в квартирке на двоих с максимальными льготами, вдалеке от покинувшей его семьи, Ленни обнаружил, что жизнь стала мрачной, холодной, прихотливой. Старые друзья разъехались, новых нелегко завести в маленьком городке, где репутация умирает с трудом. В долгом пути домой от Бедфорда Ленни объяснил Нику, что просто будет за ним присматривать, пока он снова не встанет на ноги, хотя истина была не столь альтруистичной. Последнему сроку удалось сделать то, чего не удавалось всем прежним отсидкам Ленни, — подорвать самооценку, лишить самоуверенности, прежде чем снова выкинуть наружу. Не имея ни работы, ни дома, ни семьи, Ленни должен был сделать самый легкий выбор — обеспечить себе другой долгий срок, однако вместо этого он привез маленький кусочек тюрьмы к себе и устроил в комнатке напротив.